– Только будь осторожней, парень. Этот Циклоп чертовки хитер и злобен, как ядовитая змея.
– А почему циклоп?
– Это его прозвище. У него же один глаз выбит, и он всем говорит, что потерял его на фронте. Но злые языки утверждают, что в пьяной драке.
В четверг утром Костас был уже у ворот тюрьмы. Сообщил дежурному, что пришел поздравить господина начальника с днем рождения. Часа через полтора Костаса пригласили к боссу, но сначала отобрали паспорт и тщательно обыскали. Затем повели по длинному и зловещему, с множеством дверей, лабиринту коридоров.
Просторный кабинет с настежь распахнутой дверью был набит офицерами. Костас сразу узнал Панайотиса по черной повязке, закрывающей поврежденный глаз. Это был крупный полный мужчина с широким лицом, оттопыренными ушами, приплюснутым как у боксера носом и толстыми мясистыми губами. Он сидел во главе стола, заставленного бутылками и закусками, и громким лающим голосом что-то рассказывал. Его рассказ то и дело перебивался заискивающим хохотом сослуживцев. Сопровождавший Костаса охранник оставил его у входа, а сам подошел к начальнику и что-то сказал ему на ухо. Тот молча, немигающим взглядом удава, посмотрел на гостя, поманил его рукой и показал на место рядом с собой. Когда юноша подошел, Спирос спросил:
– Ты кто?
– Я Костас Ксенакис. Сын Димитраса Ксенакиса, он воевал вместе с Вами против фашистов, – быстро ответил Костас.
– Не помню такого…
– А он вас помнит. Даже послал меня поздравить вас с юбилеем и передать небольшой подарок.
Костас суетливо полез в карман, Спирос рефлекторно напрягся. Молодой человек вытащил небольшую коробочку и передал ее юбиляру, тот сразу обмяк. Это была семейная реликвия Ксенакисов, передаваемая от отца сыну, массивный золотой перстень в виде печатки, на которой была изображена красивая хищная птица с глазами из довольно крупных бриллиантов и выгравирована буква F, обозначающая слово Fenix. Это кольцо Костасу перед смертью передал отец с напутствием, чтобы он хранил его в семье и передал своему сыну. У Костаса это была единственная ценная вещь, не считая гитары, но он сомневался в том, что тюремщик оценил бы такой подарок как гитара. Майор открыл коробочку, вытащил кольцо, внимательно рассмотрел его со всех сторон, одобрительно цокая языком, и попытался примерить. У него были короткие толстые волосатые пальцы, так что перстень с трудом удалось натянуть лишь на мизинец левой руки. Он хвастливо поднял руку, показывая собутыльникам подарок, те восхищенно зааплодировали.
– А почему отец сам не пришел? – с некоторым подозрением спросил майор.
– Да он что-то болеет в последнее время, сердце прихватывает, – Костас старался говорить как можно искреннее и выглядеть безобидным. Он не имел права потерять единственную возможность увидеть Элен.
– А ты чего хочешь? – все еще настороженно взирая на юношу, продолжил допрос Циклоп.
– Да вот вас поздравить хотел...
– А сам-то ты чем занимаешься?
– Учусь в университете, сочиняю музыку, пою в ансамбле… – начал рассказывать Костас.
– Поешь? – тут же перебил его грубый бас майора. – А какие песни? Эти, наверное, сатанинские, иностранные? Вон, какая у тебя прическа, как у этих волосатиков, рокеров! А ты вообще христианин?
– Конечно, христианин, а песни я всякие пою… – Костас понял, что его надежда повисла на волоске, и постарался исправить свою ошибку.
– Парень, ну ты и наглец, – в голосе майора появились металлические нотки угрозы, единственный его глаз колко, по-змеиному не мигая, смотрел прямо в душу.
– Да ты знаешь, куда ты пришел? Здесь содержатся враги христианской Греции, которые забыли свои корни! Продались всем этим коммунистам, анархистам и всяким там англо-американским хиппарям.
У Костаса все похолодело внутри. Он никак не ожидал такого поворота событий. А тем временем тюремщик все больше и больше приходил в бешенство. Его лицо, смуглое от природы, еще больше потемнело от гнева. Все испуганно затихли, чутко прислушиваясь к разговору.
– Отрастил, понимаешь, волосы, как у хиппи, и нагло заявился ко мне. Да ты знаешь, урод, что отсюда есть только два выхода – или ногами вперед, или на крыльях в небо? – майор засмеялся, довольный своим экспромтом, остальные тоже с готовностью захихикали.
– Ну что вы! У меня не было никаких таких намерений, я хотел только вас поздравить…
– Не было никаких намерений? А вот мы сейчас это проверим…
Спирос кого-то подозвал – наверное, своего адъютанта – и что-то сказал ему на ухо. Тот убежал и минут через десять пришел с каким-то военным в черном халате и с чемоданчиком.
– Для начала мы тебе сделаем нормальную прическу. Потом дальше будем разговаривать.
Тюремный парикмахер, которым оказался тот самый военный в халате, прямо в кабинете за считанные минуты лишил Костаса его шикарной шевелюры. После этой унизительной экзекуции майор критически посмотрел на студента и сказал с усмешкой:
– Вот теперь ты настоящий грек.
Все пьяно загоготали.
– На вот, выпей за мое здоровье, да не просто так, а произнеси тост.
– Да здравствует Греция! Да здравствует господин майор!
– Я что-то не слышу радости и особого энтузиазма в твоем голосе, искренности в нем нет. Ну ладно, ты за меня выпил. А где подарок? Перстень – это мне твой отец подарил. А ты что мне подаришь?
– Я могу спеть для вас, – предложил Костас, хватаясь за последнюю соломинку.
– Валяй, но только пой наши, греческие песни. Если начнешь петь на иностранном языке – пристрелю.
Для подтверждения серьезности своих слов, Спирос вытащил из кобуры пистолет, снял его с предохранителя и положил на стол перед собой.
Костас терпел все эти издевательства из последних сил и был готов взорваться в любую секунду, а тут еще такой случай представился! Вот сейчас он может схватить пистолет и выстрелить в эту наглую тупую физиономию ненавистного Циклопа. И только неотступная мысль об Элен удерживала его от этого крайнего шага. Ведь он пришел сюда, чтобы хоть что-то узнать о жене, попытаться вытащить ее отсюда. И он все выдержит и через все пройдет ради нее.
– Ну давай, пой, чего ждешь? Если хорошо споешь, и мне понравится, я выполню любую твою просьбу. Я ведь догадываюсь, что ты сюда не из-за подарка пришел. Но если не понравится – я тебя расстреляю.
Он опять отрывисто захохотал. Костасу показалось, что он уже где-то слышал этот отвратительный смех. Но можно было биться об заклад, что он впервые видел Спироса.
– А вы выполните свое обещание? – осторожно, чтобы не лишиться надежды, спросил юноша.
– Слово офицера, – майор пьяно ухмыльнулся и подмигнул собутыльникам.
– Но мне нужен какой-нибудь музыкальный инструмент. Бузуки, например.
Спирос распорядился, и инструмент вскоре принесли.
Костас начал петь. Он никогда еще так не пел, и никогда еще у него не было такого стимула для вдохновения. У Костаса опять, как в день знакомства с Элен, было ощущение, что он поет только для нее. Он пел все громче и громче. Спирос и его сослуживцы прекратили пить и есть, сидели не шелохнувшись, завороженные его голосом. Заключенные в камерах прильнули к тюремным окнам, даже сторожевые псы притихли. В наступившей тишине царили лишь голос юноши и музыка, воспевающие любовь. Внезапно с крыши тюрьмы слетели голуби и расселись на подоконниках кабинета, как будто специально чтобы послушать пение Костаса.