Выбрать главу

— Утром будет завтрак, — сказала Адель. — Зачем перебивать аппетит?

— Если ты не захочешь, я все съем сам, — пообещал я. — Это ты встаешь перед самым завтраком, а я просыпаюсь гораздо раньше. Так сделаешь, или я зря устраивал тебе переселение, и все нужно делать самому?

— Иди, обжора! — засмеялась она. — Будут тебе пирожки.

В женском общежитии, как я про себя назвал комнаты для дворянок, меня ждал облом, да еще какой! Нет, графиню Барнель никто не травил, но когда я спросил у одной из дам, где расположены ее комнаты, мне показали и добавили, что сегодня вскоре после обеда нужная мне барышня спешно собралась и уехала в свое родовое имение. Было ясно, что, узнав о моих художествах, эта стерва просто удрала подальше от столицы. Я разозлился и провел следствие, напугав всех дворянок кучей каверзных вопросов и зловещих намеков. В результате выяснилось следующее. Имение графов Барнель располагалось у окончания восточного горного тракта возле самых Игримских гор, а уехала графиня в своей карете, причем настояла, чтобы в нее впрягли из дворцовых конюшен не четырех, а шестерых коней. И кучеров ей дали двух, а не одного, как положено. Погоню послать можно, но она догонит эту стерву уже в ее имении. Три дня туда, да столько же обратно… И толку-то, если у меня все равно нет никаких доказательств. Одна надежда на допрос с магией. Но время я уже потерял. Немного подумав, я связался с бароном Вованом.

— Вы сейчас где? — спросил я его. — Ах у себя! А почему еще не у меня? Чтобы через пару минут явились ко мне, иначе я пошлю за вами гвардейцев!

Мысленно общался я с ним по пути в свои комнаты. Зайдя в гостиную, я попросил открывшую дверь в спальню Адель еще немного поскучать в одиночестве и не обращать внимание на крики, если они будут. Вован появился следом за мной, слегка задыхаясь от быстрого бега.

— Сядьте! — указал я ему на один из стульев. — Скажите, барон, для кого пишутся правила?

— Смотря какие, милорд, — испуганно ответил он. — Я, если честно, не понял, о чем вы говорите.

— У графини Барнель при смерти любимый батюшка? — спросил я, заметив, что его страх перерос в панику. — Или что-то случилось с ее матушкой?

— Насколько я знаю, ничего такого нет, — промямлил он.

— Тогда за каким демоном вы ей дали шестерку лошадей и двух кучеров! — заорал я. — У нее под ногами горела земля? Или правила писаны не для вас?

— Она соскучилась… — дрожащим голосом сказал Вован.

— Врете и не краснеете, милейший! — оборвал я его. — Если вы мне немедленно не дадите хоть какого-нибудь объяснения, отсюда уйдете не один и не в свои комнаты!

— Мы были близки с графиней, — выдавил он из себя. — Мне было бы трудно ей отказать.

Вроде не соврал, но и всей правды не сказал. Ладно, буду его дожимать завтра с помощью Зантора. Я все еще очень плохо ориентировался в местных реалиях и не смог бы грамотно провести допрос. Мало знать, врут тебе или говорят правду, нужно было еще уметь задавать правильные вопросы.

— Уходите, — сказал я ему нормальным тоном. — С вами я буду разбираться завтра.

По-моему, барона, который на негнущихся ногах покинул гостиную, мой спокойный голос напугал больше криков. И чего он так испугался? Неужели меня? Сами по себе нарушения, из-за которых я на него орал, были не так уж и велики. Черт, события начали закручиваться, а у меня еще ничего не готово: ни я сам, ни моя охрана. Двери в спальню я, положим, запру на ключ, а что делать с окнами? Я вошел в спальню и перегнулся через окно. Да, по этим выступам и украшениям наверх не залезет только безногий. Интересно, барон Ольт уже поставил в саду своих людей?

— Барон, — мысленно окликнул я его. — Это вас побеспокоил принц Кирен. Что у вас с моим заказом?

— Завтра с утра они будут у вас, милорд, — заверил он меня. — Лучшие из тех, кого удалось найти.

— А что с дежурством в саду? — спросил я. — Не забыли о нашем разговоре?

— Как можно, милорд, — ответил он. — Как мы с вами и говорили, дежурят двое. Если будет нужно, их число можно увеличить.

— Увеличивать не нужно, — сказал я. — А вот предупредить, чтобы не заснули, будет нелишним. Слушайте, что сегодня произошло.

Я ему быстро рассказал о том, что услышал от Адели, об отъезде графини Барнель, так похожем на бегство, и о моем разговоре с бароном Вованом.

— Может быть, прислать еще людей? — предложил он.

— Во дворец их с оружием в руках на ночь глядя никто не пустит, — возразил я. — Даже просто пропустить через посты гвардейцев в парк сейчас не получится, придется обращаться хотя бы к наследнику. И все это только из-за ничем не обоснованных подозрений? Если ночь пройдет спокойно, утром над вашей службой будет потешаться вся гвардия, а вечером — вся столица. У меня есть свое оружие, и я постараюсь, чтобы меня не застали врасплох. А завтра все сделаем по уму.

Первым делом я закрыл одно из окон.

— Что ты делаешь? — всполошилась Адель. — Мы же задохнемся!

— Я закрою только одно окно, — успокоил я ее. — Нам хватит второго.

После этого я пошел в гардероб, где пару дней назад нашел в одном из ящиков с сандалиями неведомо как в него попавший клубок тонкой веревки. Прихватив с собой пару кинжалов, я вернулся в спальню.

— Сейчас поработаю Рембо, — сказал я Адели, с силой вонзая кинжалы в деревянную обшивку стен по обе стороны от окна и немного ниже подоконника.

Натянутая между рукоятками кинжалов веревка от окна была не видна, но злоумышленник, который попытается спрыгнуть на пол, почти наверняка за нее зацепится. Еще одну подлянку я установил на полу под окном. В ванной была посудина, очень напоминающая обычный таз. Я наполнил ее водой и наполовину задвинул в нишу под подоконником. Конечно, при известной удаче можно было спрыгнуть и не задеть ни одной из ловушек. Надеюсь, что повезет мне, и ночь пройдет спокойно. Последнее, что я сделал, это засунул под подушку готовую к стрельбе беретту, а с левой стороны от кровати на постеленный вчера по моему требованию ковер положил автомат.

— Может закроем и второе окно? — занервничала Адель. — Сегодня вроде не так и жарко.

— Все будет нормально! — поцеловал я ее в макушку. — Ты, главное, мне верь и слушай, что я говорю. У нас под окнами два охранника, а у меня такой арсенал, что и десяток местных вояк положу и не вспотею. Да и не будет ничего, это я готовлюсь просто так, на всякий случай.

После того как я все закончил, и мы забрались в кровать, напуганная моими приготовлениями Адель прижалась ко мне и попросила рассказать о жизни в моем мире.

— Извини, но мне пока ничего не хочется, — смущенно сказала она. — Я, как и все северянки, не считаю себя трусихой, но сейчас как-то тревожно. И спать еще рано. Ты не расскажешь мне о себе? Что у тебя была за жизнь, какая семья и любил ли ты кого-нибудь, помимо меня? Я вижу, что у тебя есть опыт в любви, но имею в виду не постель, а вообще…

— Попробую, — ответил я. — Я готов тебе рассказать все, беда в том, что наша жизнь очень сильно отличается от вашей, и многого ты просто не поймешь, а для того чтобы поняла остальное, придется постоянно отвлекаться на объяснения.

— Ну и отвлекайся, — согласилась она. — Я не дура, а времени у нас много. И я должна тебя понять. Мне хочется прожить с тобой всю жизнь, поэтому страха и непонимания в наших отношениях быть не должно. Или ты в своих чувствах еще не уверен? Это мы тянемся к любимому мужчине, а вам все хочется разнообразия…

— Хочется тепла и радости, потому ищешь женщину, — сказал я. — Но постельные радости — это одно, а любовь уже другое, и найти ее сразу не у всех получается. У меня были женщины, но свою любовь я там не нашел. А здесь нашел сразу. Вот она лежит рядом со мной и сопит в подмышку. И мне уже не нужно никакого разнообразия, лишь бы ты всегда была рядом. А ведь я тебя первый раз увидел только вчера! Ну а плакать-то зачем?

— Это я от радости, — сказала она, вытирая глаза простыней. — У нас с тем теплом, о котором ты говорил, никаких проблем нет. Почти любой кавалер придет в твои комнаты и подарит такое тепло, им его не жалко. А найти любовь очень трудно, особенно женщине. А когда она сирота, надеяться вообще не на что. Нет, замуж кто-нибудь все равно взял бы, и детей я бы ему родила. И мужчины у нас очень редко говорят женщинам нежные слова, даже когда любят. Это у них считается признаком слабости. Отец любил мать, но я ни разу не помню, чтобы он ее при ком-нибудь приласкал или сказал что-то доброе. Наедине, наверное, что-то такое было, но вряд ли часто.