Я ждал, когда появятся тучи, но их все не было. Только темно-медная полоса, начиная от горизонта, наползала на весь небосвод, делая его сначала бронзовым, а затем почти черным. Солнце еще некоторое время пробивалось сквозь этот занавес, словно далекий факел в густом тумане. Затем и оно окончательно скрылось. Темнота, почти осязаемая, сначала на миг застыла где-то наверху, а затем, словно отпущенная, рухнула вниз, покрыв мир сплошной черной пеленой. В этой темноте не было места ни солнцу, ни луне, ни даже маленькой звездочке. Раньше я даже не предполагал, что темнота может быть такой непроницаемой. Я словно ослеп и готов был бы поверить в то, что мир исчез, растворился в этой черноте, если бы не шуршание травы под ногами, да не ощущение тепла от прижавшегося к моему боку тела Альтхи. Я боялся, что мы либо свалимся в какую-нибудь яму или реку, либо, что еще хуже, наткнемся на такого же ослепленного хищника.
Пока еще было хоть что-то видно, я выбрал ориентиром нагромождение камней – груду булыжников, иногда встречающийся на равнине остаток разрушившейся скалы. Темнота накрыла ас еще на подходе, но, двигаясь в нужном направлении по памяти, я добрался до камней, притянул к себе Альтху и, прижав ее к одному из них, встал к ней спиной, чтобы быть готовым встретить любую опасность. Тишина лежавшей под жарким солнцем равнины сменилась звуками беспорядочного движения множества живых существ: шелестела трава, слышались шаги, топот, зловещий вой и настороженный рык. Неподалеку от нас пронеслось стадо каких-то крупных копытных. Я порадовался, что, забившись в углубление между камнями, мы не рискуем быть раздавленными. Затем все звуки снова стихли, тишина казалась настолько же полной, как и темнота. Вдруг откуда-то издалека донесся зловещий гул.
– Что это? – неуверенно спросил я, не зная, как назвать этот шум.
– Ветер! – выдохнула Альтха, плотнее прижимаясь ко мне.
Этот ветер дул не так, как обычно: не в одном направлении. Он, словно безумный, носился по равнине в разные стороны с огромной скоростью, время от времени закручиваясь в смерчи. Неподалеку от нас он вырвал пучки травы и швырнул их нам под ноги, а затем одним шальным движением сначала оторвал нас от камней, к которым мы прижались, а затем швырнул обратно. Словно пинок огромной ноги невидимого великана.
Когда мы снова встали на ноги, я замер от страха. То же произошло и с прижавшейся ко мне Альтхой. Рядом с нашим убежищем двигалось «что-то», похожее на ожившую гору. Казалось, сама земля прогибается и дрожит под его неимоверной тяжестью. Это существо замерло, видимо, почувствовав наше присутствие. Раздался звук двигающейся кожи, словно к нам двинулась гигантская лапа или хобот. Что-то прошелестело в воздухе над нашими головами, затем я ощутил прохладное прикосновение на своем локте. Тот же предмет дотронулся до руки Альтхи. Нервы девушки не выдержали, и она пронзительно завизжала.
В тот же миг мы чуть не оглохли от накатившегося на нас воя. Что-то слетело всерху и клацнуло в темноте совсем рядом с нами огромными зубами. Ткнув мечом наугад, я вонзил его во что-то плотное. По руке потекла какая-то теплая жидкость. Невидимое чудовище взвыло еще раз, больше от боли, чем от ярости, и понеслось прочь, сметая все на своем пути и заглушая ветер протяжным криком.
– Господи, да что же это было? – взмолился я.
– Одно из Великих Слепых, – прошептала Альтха. – Никто их не видел. Они живут в темноте бурь. С бурями они приходят, с бурями и уходят. Смотри, темнота тает.
«Тает» – слово было выбрано удачно. Словно что-то вещественное, она плавилась, растекалась какими-то потоками, струями. Вот уже и солнце показалось на небе, ставшем вновь синем от горизонта до горизонта, но земля все еще была рассечена полосами тьмы, пульсирующей, извивающейся, словно в агонии. Такое могло привидеться только в кошмаре наркомана. Вот обезумевший от страха олень на всем скаку влетел в полосу тьмы, пропал из виду, а затем вновь появился уже по другую сторону черной ленты. Эти извивающиеся клочья четко вырисовывались в воздухе. Переход от света к темноте был резким. Черные пятна повисли на общем изумрудно-золотом фоне. Постепенно они становились меньше, разрывались на части и исчезали, словно снег под струей воды.
Вдруг на месте одного из исчезнувших черных пятен я увидел огромного волосатого Гура, удивленного столь неожиданной встречей не меньше, чем я. Затем все закружилось с невероятной быстротой. Альтха воскликнула: «Тхугранец!», а незнакомец бросился вперед и взмахнул мечом. Я едва успел подставить клинок, чтобы отвести удар.
О том, что произошло в следующие несколько минут, у меня остались смутные, хаотические воспоминания. Посыпался град ударов и уколов; сталь звенела о сталь. Наконец мой клинок вонзился противнику в грудь и, пронзив его насквозь, вышел наружу на спине. Я стоял над медленно оседавшем на землю воином и глядел на него, не веря своим глазам. Честно говоря, я далеко не был уверен в таком исходе поединка с местным жителем, с детства привыкшим драться на мечах. Я даже не смог вспомнить, как я отбивал его удары и как нанес свой, решающий. Видимо, и на этот раз боевой инстинкт действовал во мне, опережая разум.
Тишину разорвал звук множества разъяренных голосов. Обернувшись, я увидел дюжину волосатых воинов Гура, несущихся ко мне. Через мгновение я оказался в центре круга, очерченного множеством сверкающих клинков. Бежать было поздно. Я с остервенением принял бой, отбивая удары нападавших и нанося их сам. С каким непередаваемым удовольствием я, удивляясь сам себе, замечал, как мой клинок отбивает вражеский меч, а затем, совершив обманный замах, отсекает держащую этот меч руку. В следующий момент одному из нападавших удалось ткнуть копьем мне в ногу. За это он поплатился рассеченным надвое – от макушки до подбородка – черепом. Но в этот момент и на мой череп обрушился тяжелый удар приклада мушкета. Я успел лишь чуть отклониться, приняв удар вскользь. Но все равно в глазах у меня потемнело, и я упал без чувств.
Пришел в себя я с чувством, что плыву в маленькой лодке по бурной реке. Осмотревшись, я понял, что лежу, связанный по рукам и ногам, на самодельных носилках, сооруженных из копий. Несли меня два могучих воина, нисколько не заботившихся о моем комфорте. Я видел только небо над собой, затылок идущего впереди носильщика и бородатое лицо заднего. Увидев, что я открыл глаза, второй носильщик что-то сказал первому, и они, словно по команде, бросили носилки на землю. Падение вызвало сильнейшую боль у меня в голове и в раненной ноге.
– Логар! – крикнул один из них. – Этот пес пришел в себя. Пусть идет сам, если ты обязательно хочешь доставить его в Тхугру живым, хватит тащить его на себе!
Я услышал шаги, и надо мной нависла громадная туша воина, чье лицо показалось мне знакомым. Помимо следов старых боев, от угла рта к основанию его изломанного подбородка пробегал довольно свежий шрам.
– Ну, Исау Каирн, – сказал он, – вот мы и встретились снова.
Я предпочел промолчать.
– Что? – взревел он. – Ты не помнишь Логара-Костолома? Ты, лысая собака!
Свои комментарии он сопроводил сильным пинком мне в бок. Откуда-то донесся протестующий женский крик, и, растолкав воинов, ко мне подбежала и опустилась рядом на колени Альтха.
– Скотина! – крикнула она, сверкая полными гнева глазами. – Ты только и можешь пинать его, связанного, не в силах противостоять ему в честном бою один на один.
– Кто отпустил эту котхскую кошку? – рявкнул Логар. – Тхал, я же приказал тебе держать ее подальше от ее пса.
– Она укусила меня за руку, – недовольно сказал шагнувший вперед воин, показывая в оправдание выступившие на волосатом предплечье капли крови. – Удержать ее не легче, чем справиться с дикой кошкой.