Шариф. Я, я. Вот это видел? (Показывает газету).
Г а д ж и-А х м е д. Нет. Откуда я мог видеть? А что там?
Шариф. Пропала! С треском провалилась! И все честь-честью, фактологически и документологически...
Гаджи-Ахмед. Да что ты говоришь? Если так, то завтра же режу серого барана. Ей-богу. А ну-ка...
Шариф. С самого начала пишут: "Зарвавшаяся учительница". А дальше кроют и пишут: заведующий училищем Мирза-Самендар - человек старательный, добросовестный и пользуется любовью всей деревни. Но учительница не хочет подчиняться его указаниям и творит совершенно недопустимые безобразия. Устраивает у себя на квартире кутежи и пьянки. Развращает деревенскую молодежь...
Гаджи-Ахмед. Вот молодец! И Барата здесь нужно было бы прицепить.
Шариф. Ты дальше слушай... Мало того, что она сама развращена, она также развращает и детей. Приводит их раздетыми к себе на свои кутежи и заставляет голыми плясать перед своими друзьями... Вот здесь нужно было бы и Барата пристегнуть.
Гаджи-Ахмед. Молодец!
Шариф. Хорошая статья... Кроме того, принуждает учеников красть тихонько от родителей из дома масло, сыр и другие продукты для своих кутежей.
Гаджи-Ахмед. Молодец! Теперь она пропала. Завтра серого барана режу.
Шариф. Сегодня утром на ячейке был большой шум. Прямо драка.
Гаджи-Ахмед. Передают, она говорила, что секретарь ячейки не годится.
Шариф. Не годится-она не говорила, а говорила, что занимается семейственностью и молчит.
Гаджи-Ахмед. Ну и хитрая девушка! А чем же кончилось?
Шариф. Чем? Ничем. С треском провалилась.
Г а д ж и-А х м е д. Как же так?
Шариф. Да очень просто! Сказали ей, что не будут поддерживать человека, который создает интригу в деревне.
Г аджи-Ахмед. Ай, молодец!
Шариф. Только немного Барат да еще кое-кто пробовали заступиться, но ничего не вышло. С одной стороны Самед крыл, с другой - Раджаб. Словом, заткнули.
Г а д ж и-А х м е д. Молодец!
Входят Бала-Оглан и Оджаккули.
Бала-Оглан. Я вас ищу!
Оджаккули. Чудо, братья, чудо!
Шариф. Мы про это чудо слышали. Ты уж лучше пойди, расскажи другим.
Оджаккули (не слушая его, начинает). Мулле Субхану приснился сон. Старец святой в белом платье и на белом коне... (запинается) явился ему во сне и спрашивает: "Что ты, мулла Субхан, спишь? Господь бог в эту деревню холеру пошлет и всю деревню шиворот-навыворот перевернет". - "А почему?" спрашивает мулла Субхан. А тот ему в ответ: "Потому что...".
Гаджи-Ахмед. Ты это расскажи другим крестьянам, мы этот сон давно слышали.
Оджаккули. Человек божий, дай же мне рассказать!
Гаджи-Ахмед. Ты лучше Кербалай-Фатмансе и другим расскажи.
Оджаккули. Фу ты, проклятый! Вот бог-то нас наказывает за такое... это... Ни младшему внушения, ни старшему почета.(Уходит).
Шариф (Бала-Оглану). Читал про красавицу?
Бала-Оглан. Как же, как же, читал...
Шариф. Ну, что? Нравится тебе мое перо?
Бала-Оглан. Как же! Еще бы!
Шариф. А она, наверное, подумала, что крестьяне ничего не поймут. Как барашка - куда захочу, туда и поведу. А в этой деревне такие могучие львы живут вроде меня, которые сотни таких одним глотком проглотят.
Гаджи-Ахмед. Завтра режу барана.
Бала-Оглан. Только вот конец мне не нравится.
Гаджи-Ахмед (тревожно). А что в конце?
Бала-Оглан. О комиссии какой-то пишут.
Гаджи-Ахмед. Что за комиссия? А. ну-ка прочти.
Шариф. "Критикующих она пытается оклеветать разными небылицами. А в общем учительница создает склоку в деревне, и поэтому все крестьяне требуют немедленно отозвать и наказать такую склочницу и распущенную..." И так далее...
Гаджи-Ахмед. Ну, что же тут плохого?
Бала-Оглан. Так-то так... Только вопрос о комиссии мне не по душе.
Гаджи-Ахмед. Какая же комиссия?
Шариф. Да это не важно. Это просто из редакции пишут, что для расследования дела создана комиссия.
Гаджи-Ахмед. А? Комиссия приедет? Это не особенно хорошо.
Шариф. Вы успокойтесь! Я все документологически и фактологически докажу. Разве вы не видели, как дети крали ей продукты.
Бала-Оглан. Видели. Мы их на дороге встретили.
Шариф. А разве родители детей не придут, да и не скажут об этом?
Бала-Оглан. Все скажут.
Шариф. А разве дети каждый день голые не танцуют? А Барат и другие не смотрят? Сколько раз я сам ходил и смотрел! Сама она меня приглашала: "Иди посмотри моих детей..." Вы успокойтесь! Сам я селькор, а на руках у меня фактологические и документологические все бумаги.
Гаджи-Ахмед. А когда комиссия приедет?
Шариф. А кто знает? Может быть, завтра, послезавтра.
Гаджи-Ахмед. Слушайте! Этим делом шутить нельзя. Я сейчас же пойду к мулле Субхану, а вы с народом поговорите. Нужно иметь доказательства. Потом приду, посоветуемся. Может быть, прямо арестовать понадобится. К арестованной отношение будет другое. Понимаешь? Так или не так?
Бала-Оглан. Хотите, сейчас же арестую и посажу в конюшню?
Гаджи-Ахмед. Нет, нет. Нужно, чтобы все это было сделано руками самих крестьян. Надо использовать сон муллы Субхана. Идемте, найдем Ибата, чтобы он тоже предупредил своих людей.
Шариф. Ибат в городе.
Бала-Оглан. Вон он по склону скачет.
Гаджи-Ахмед. Он и есть.
Шариф. Ибат говорит: "Я готов. Когда хотите, в одну ночь с ней кончу, - и ни духу, ни слуху".
Гаджи-Ахмед. Так нельзя. Нужно всесторонне обсудить
Шариф. Постойте! А почему же Ибат так скоро вернулся? Он должен был приехать через два дня.
Бала-Оглан. А кто еще с ним едет?
Шариф. На его брата похож.
Бала-Оглан. Так, так, так... Он и есть.
Гаджи-Ахмед. А разве брата его освободили?
Шариф. Наверное, освободили. Мы послали отношение из сельсовета, чтобы его как бедняка освободили. (Смотрит в открытые ворота училища). Вот и красавица наша идет.
Гаджи-Ахмед. Идем за дело браться! (Уходят).
Входят Темирташ и Алмас.
Темирташ. Значит, ты успокоиться не намерена?
Алмас. Я теперь здесь вроде как арестованная. Вчера меня предупредили, что без разрешения предсельсовета я оставить деревню не могу. А Фуаду написали анонимное письмо, что со мной в комнате живет какой-то мужчина. Они, должно быть, видели нас. Фуад мне об этом написал.
Темирташ. А Фуад что? Сердится?
Алмас. Нет. Если бы он поверил в такую чушь, то я бы совершенно разочаровалась в людях. В самую тяжелую минуту я вспоминаю его - и становлюсь бодрее.
Темирташ. Ну, я пойду. Закончу свои дела и вернусь. Вечером я должен выезжать.
Алмас. Хорошо. А дети к вашему приходу вернутся... Да вот их уже слышно.
Темирташ уходит. Алмас прислушивается к песне детей, задумывается, затем радостно улыбается.
Голос Мирзы-Самендара. Да не орите, вам говорят! Расходитесь, собачьи дети!
Алмас вздрагивает. Голоса детей замолкают. Дети выбегают на сцену. Входит Мирза-Самендар с громким криком.
Мирза-С а менд а р. Да буду я жертвой закона Магомета. Да буду я жертвой закона Магомета! Если бы верблюду дали крылья, то ни одна бы крыша целой не осталась. Я хочу знать, кто в этом проклятом училище заведующий? Ты или я?
Алмас молчит.
Ах, да буду я жертвой закона Магомета! Знал он своих людей. Знал Магомет, что женщина - дьявол.
Алмас. Что случилось, Мирза-Самендар?
Мирза-Самендар. О, если бы я мог освободиться от тебя! Довольно я терпел! Я сейчас пойду писать доклад Наркомпросу. Или я останусь, или ты.
Алмас. Товарищ Мирза-Самендар! Я не хочу быть заведующей. Можете быть спокойны.
Мирза-Самендар. Ты еще не заведующая, а уже всю деревню взбудоражила. А что будет, когда станешь заведующей! Да буду я жертвой закона Магомета! Зачем ты собрала детей?