Красные зарницы осветили вытянутые облака на западе небосклона, и начали опускаться сумерки. Мещерин подходил к освещенному весёлым пламенем костра привалу, не заметив, как потерял Бориса, – тот неслышно отстал и призраком растворился за склоном холма. Мещерина это обстоятельство слегка озадачило, но не надолго, мысли его были заняты другим.
За сумерками наступила прохлада вечера и светлой ночи. После ужина усталые стрельцы быстро затихли, разлеглись на плащах и скоро уснули под россыпями низких звезд, которые гляделись в зеркальную гладь речки и не могли наглядеться.
Ночь дарила прохладу, пока не брызнул лучами, не заалел восток. Вот-вот должен был показаться овал солнца. На серо-голубом небе не осталось ни облачка, что предвещало опять день жаркий и душный. Возле тихой речки дремали лошади, пофыркивали и вздыхали, как будто во сне видели пастбища с зелёной и сочной травой. Серые угли костра еще дымили, напротив них сидел, опирался в полудрёме о своё ружье стрелец-часовой. А за спиной часового, в походном небольшом шатре блекнущий огонь свечи продолжал отбрасывать на полог неясную тень единственного, кто бодрствовал, Мещерина. Однако ничто не тревожило покой отряда, и некому было задаваться вопросом о причине бодрствования царского посланника.
Полог серого шатра был плотно задёрнутым. Мещерин сидел на украшенном серебряной чеканкой седле, бездумно уставившись воспаленными после бессонной ночи глазами на разостланный в ногах платок и золотую плашку на нем. Потускневшая, с множеством необъяснимых царапин, как если бы с ней обращались крайне небрежно, плашка двенадцатью равными гранями да знаками, которые были на обратной стороне, заключала в себе какое-то сообщение. Но прочесть это сообщение мог только посвящённый в смысл царапин и знаков. Мещерин, в который уже раз, положил ее на ладонь, осмотрел и перевернул. На обратной стороне отчетливо различался знак ли, символ в виде непонятного китайского иероглифа, и значительно меньший по размерам рисунок напоминал свинью. Знак иероглифа занял середину плашки, а рисунок теснился к одной из двенадцати граней...
Вопль ужаса растерзал тишину, и Мещерин вздрогнул, задел рукой и опрокинул свечу.
Зажав плашку в ладони, он с пистолетом в другой руке выступил из шатра и остановился. Вскочившие стрельцы хватались спросонья за оружие, потом бежали к бывшему на часах товарищу, который в ужасных мучениях корчился на земле, шевелил ногой потухшие угли. Румянцев высвободил из ножен саблю, она чикнула о песок, разрубила пополам уползающую от тела часового большую змею.
– Гюрза, – мрачно заметил десятник, когда подошли Мещерин и атаман с испуганным казачком.
Мучения укушенного закончились с последними судорогами.
– Похороните, – распорядился, прервал тяжелое молчание стрельцов Мещерин. – С каждым может случиться. Здесь много змей.
Он направился к шатру, однако, не дойдя, расслышал удалённый храп лошади и опять приостановился. За гребнем склона появилась голова Бориса. Выезжая оттуда, он с седла всматривался в какие-то следы, у речки развернулся и поскакал прочь от места привала отряда. Мещерин отметил про себя, что все, кто были с ним, одни настороженно, другие с удивлением наблюдали за странным появлением и необъяснимым поведением недавнего пленника кочевников.
Нагнувшись, чтобы войти в шатер, он неосознанно разжал ладонь с плашкой, которая вновь заняла его мысли. И резко выпрямился, как вспышкой молнии, пораженный увиденным. Первый яркий солнечный луч скользнул над землёй, под углом осветил поверхность плашки, и бессмысленные царапины на ней проявились определённым рисунком. То, что не удалось обнаружить при ночном бдении, в один миг бросилось в глаза с началом рассвета. Только атаман заметил, какое впечатление произвел на Мещерина вид блеснувшей под солнцем плашки, как он быстро скрылся в шатре.
4. Странный убийца
Отряд двигался вдоль берега, вверх по течению речки. В другой раз возможность ехать душным и жарким днем близко от воды подняла бы настроение отряда. Но впечатление от гибели товарища было еще очень свежим, и стрельцы понуро молчали. Возглавляли отряд Мещерин и атаман.
– Ты в Астрахани о каком-то наполненном сокровищами кладе рассказывал, – посматривая по сторонам, вдруг заговорил атаман. – Спьяну или правда есть такой?