Ранним утром с пригорка, на котором накануне побывали лазутчики, Бату и джунгары наблюдали за семерыми всадниками. Те удалялись от места привала, но не в степь, а вдоль предгорий, и последний, в яркой красной одежде стрельца, уводил за собою лошадь без седока, поводья ее были привязаны к его седлу. Взгляды джунгар были угрюмыми, они толпились в нескольких шагах позади Бату, и их настроение ему не нравилось.
— Дальше не пойдем, — за спинами других вдруг проговорил разбойник с безобразно широким носом, когда Бату направился к своему коню.
— Нам добыча нужна, — с мрачным вызовом поддержал его рослый джунгар, недвусмысленно кладя большую ладонь на рукоять длинной сабли.
Бату сузил глаза в щелочки, отвернулся, чтобы они не увидели его исказившегося от презрения лица, — их было одиннадцать сабель, и на этот раз они, казалось, заранее сговорились действовать сообща.
— Те, кого мы преследуем, ищут клад с сокровищами. Клад, какой всем вам, шакалам, и не снился, — грубо попытался вразумить он разбойников, но рука его понемногу тянулась к ножу на поясе.
Рослый джунгар, словно уже выбранный на тайной сходке главарём взамен чужака, выступил на шаг вперед, заметно вынул часть длинной кривой сабли из ножен.
— Я тебе не верю, — раздельно сказал он. — Ты мстишь за кого-то из своих. А расплачиваешься нашими головами…
Он не договорил, захрипел. Стараясь выдернуть из горла нож, который остриём пробил шейный позвонок, он в предсмертном бессилии опустился на колени и повалился на щетину травы. Остальные схватились за оружие; клич — и они бы ринулись на монгола. Но клича не последовало, сказанное Бату зародило в большинстве джунгар сомнение.
— Они ищут золото. Много золота, — все же вынужден был вступиться в объяснения Бату, как огонь в тлеющей от искры сухой коре, раздувая в них это сомнение. — И мы убьем всех, кроме одного. Только он знает, где клад. Запомните, половина сокровищ ваша!
Вислоухий коротышка раньше других джунгар поймался на крючок и убрал ладонь с рукояти сабли.
— Золото? Много сокровищ? — недоверчиво заулыбался он, ощериваясь и обнажая кривые зубы, где они были не выбитыми.
Он шагнул к распростёртому на земле без признаков жизни соплеменнику, выдернул из горла нож. Затем вытер его об одежду убитого и с выражением покорности осторожно поднес вскочившему в седло надменному Бату. Другие разбойники, избегая смотреть монголу в лицо, разошлись к своим лошадям.
Вместе с Бату их осталось только одиннадцать человек. В таком числе нападать на семерых, вооруженных ружьями и пистолетами мужчин было слишком легкомысленно, исход открытого столкновения представлялся неопределённым. Рассчитывать можно было только на удачную засаду. Чтобы устроить подобную засаду, Бату хотел выяснить, какое направление изберет Мещерин. Он решил держаться его следа и не беспокоить понапрасну, создать у того впечатление, будто что-то заставило джунгар прекратить дальнейшее преследование.
Отряду Мещерина повезло. Задолго до полудня встретилось киргизское стойбище, которое расположилось возле небольшого водоёма, питаемого рукавом горной речушки. За ружье, саблю и седло умершего накануне от ранения стрельца они получили необходимое продовольствие солониной, засушенными лепёшками и недавно пойманными рыбинами. Завтрака у них не было, и они устроились на отдых внизу пологого склона пригорка, зажарили рыбины и сытно поели.
Пока остальные предались ленивому отдыху, Мещерин вернулся в стойбище. Мысленно восстанавливая рисунок плашки, он выяснил у старого тайши, какими путями удобнее выйти к нужной ему горной речке, которую никогда не видел, но знал, де, по словесному описанию некоторые из ее особенностей. В обмен за полученные сведения предупредил о разбойных джунгарах, которые рыскали поблизости.
Возле каждой из пяти больших юрт стойбища не прекращали работать женщины, мельтешили голые дети, собаки. Без какой-либо определённой цели наблюдая за ними, развалившись на прогретой солнечным теплом траве, Петька и казачок лениво жевали по кусочку солонины. Рядом дремал Румянцев; ладони у него были сложены под затылком, во рту подрагивала травинка. Неожиданно он выплюнул травинку за голову и громко вздохнул.
— Давно мне не икается. Сдаётся, жену кто-то хорошо утешает, — произнес он серьёзным голосом. Однако по виду нельзя было сказать, чтобы эта мысль очень уж его расстраивала. — А придется, как вернусь, примерно наказать чертовку.
— Правда, что ль? — лениво работая челюстями, глянул на него Петька. — Или врёшь?
Румянцев повеселел и приподнялся на локте, хлопнул его по плечу.