Войдя в класс, Зинаида Ивановна спросила, кто ее обидел.
— Никто. Это я так… Зуб заболел.
— Тогда пойди к врачу, — посоветовала учительница.
— Нет. Он уже совсем перестал, — улыбаясь, ответила Аня.
— Ты что, чокнутая? — тихо сказал ей Алешка. — Только ревела, а теперь смеешься.
— Не-е, — шепнула Аня, — это я… в общем, мама говорит, что я ужасно не-уравно-вешенная… Это после… — и смолкла. Глаза ее снова начали наливаться слезами.
— Точно. Псишка! — решил Алешка. — Надавать тебе как следует, так сразу реветь отучишься.
Третьим уроком было чтение. Учительница вызвала Жукова.
— Прошлый раз ты стихотворение не выучил. А теперь? Алешка нехотя поднялся, вяло проговорил:
— Стихотворение Александра Сергеевича Пушкина «Осень», — и замолк. Будто пытаясь вспомнить, он хмурил лоб, чесал затылок и наконец сказал: — Я учил. Только вот первая строчка…
В классе засмеялись. Поднялось множество рук. Подняла руку и Аня. Учительница обвела глазами класс.
— Хорошо. Пусть поможет новенькая. Вы учили?
— Нет, но я знаю. Я всю «Родную речь» еще летом прочла, — ответила Аня и подсказала: — «Уж небо осенью дышало…»
Но и после подсказки Алеша не вспомнил. И Аня по просьбе учительницы прочла все стихотворение. В классе послышался одобрительный шепот, а Зинаида Ивановна сказала:
— Молодец. Вот тебе и первая пятерка.
— Ну, подожди, выскочка! — пригрозил Ане Алешка и, когда Аня уронила тетрадь и хотела поднять, опередил ее, топнул ногой.
Подошедшая учительница взяла из рук Ани тетрадь, увидела сна белой страничке грязный оттиск Алешкиного кеда и вздохнула:
— И откуда, Жуков, в тебе эта злость?
На последнем уроке учительница задала нарисовать по памяти какое-нибудь животное.
— Ты кого нарисуешь? — спросила Тамара Алену.
— Конечно, собаку! Знаешь, я…
— Фу! — перебила Тамара. — А я нарисую кошечку. Ангорскую!
Алене стало обидно за собак, но она промолчала. А Тамара быстро набросала контуры и стала раскрашивать свою кошечку, больше похожую на клубок голубой шерсти, из которого торчали усы да выделялись огромные желтые глаза.
Алена тоже могла бы нарисовать просто собаку. Ведь никто тут не видел ее Журку. Но она напрягала память, ей хотелось, чтобы на рисунке Журка получилась такой же смешной, какой они с палой и мамой увидели ее этой весной, когда после долгой прогулки по тайге она выскочила на полянку.
Алена увлеклась и не заметила, как подошла учительница.
— Отлично. Прекрасная у тебя получилась кошечка, — похвалила она Тамару и взяла рисунок Алены. Брови ее удивленно взметнулись: — Ну и фантазерка! Разве такие собаки бывают?!
— Бывают, — сказала Алена. — Это наша Журка из поселка.
— Что за порода у нее такая невиданная?
— Порода у нее хорошая. Лайка называется, — ответила Алена.
С ближних парт повскакивали ребята. Послышался смех.
— И все лайки с зелеными ногами и животом? — улыбнулась учительница.
— И с красным маникюром?… С оранжевым носом?!. Павлин, а не собака! — кричали развеселившиеся ребята.
— Почему вы мне не верите? — оглядывая смеющихся одноклассников, удивленно спросила Алена. — Я ведь хотела, чтоб весело было. Потому и вспомнила, какая Журка тогда была. Мы с мамой и папой даже частушки про нее сочинили:
Ребята, слушая частушки, еще больше развеселились. А учительница сказала:
— Ну, ты нас, Березко, удивила! Никогда бы не поверила, что собака может стать такой.
Когда учительница отошла, Тамара сказала насмешливо:
— Ты; Алена, совсем как дурочка! У меня папа художник. Поняла? Я-то знаю, что таких разноцветных собак не бывает! Трава же не красится!.. Еще и Зинаиду Ивановну обманываешь.
— Ты же не видела, — хотела объяснить Алена. Но прозвенел звонок. Все начали собирать портфели. Тамара вскочила и, презрительно глянув на Алену, пошла к двери.
Пока строились, а потом одевались, мальчишки насмехались над Аленой, просили нарисовать разноцветного верблюда или обезьяну, толкали, наступали на ноги. Но она не разозлилась, не обиделась, только повторяла:
— Ну что вы, мальчики!.. Осторожней, пожалуйста!..
Во дворе мальчишки затеяли драку портфелями. Девочки с криком кинулись врассыпную. Алена не побежала. И когда Ивасечко больно стукнул ее по плечу, спросила удивленно:
— Ты что налетел, как кочет? Я-то тебя не трогала!
Он снова замахнулся. Но Алена подставила свой портфель. Бум! — Толик не удержал ручку, портфель вырвался и отлетел в сторону. Он подхватил его и ударил опять. Но портфель сшибся с Алениным и снова покатился по земле… Ивас налетал и справа, и слева, но ничего сделать не мог. Алена ни разу портфель не выпустила, а он то и дело поднимал свой, ставший уже мокрым и грязным.
— Гляди! Лапы у новенькой, как железные! — восхищенно сказал кто-то из мальчишек.
— Беги, Алена! Беги! — кричали издали девочки.
Ивас уже выдохся. Черные прядки волос прилипли ко лбу. Но он все налетал, хотел, чтобы новенькая сдалась, побежала.
И Алена побежала. Но не на улицу, к девочкам, а опять к школе. Там, загнав маленькую Аню в угол у высокого крыльца, Алешка Жуков колотил ее портфелем, приговаривая:
— Вот тебе!.. Вот тебе, выскочка!
— Перестань! Разве можно слабых обижать! — подбегая, крикнула Алена. — Стыдно!
Алешка замахнулся на нее. Но портфель вдруг вырвался у него из рук и, описав дугу, скрылся в колючих кустах.
Алена схватила Аню за руку и потащила к воротам.
ПОСЛЕ УРОКОВ
Алекс вошел в подъезд и замер: опять! Около их двери на стене было выцарапано: АЛЕШКА + ТОМК…
— Ну, Кислицын! Я тебе, — зло шепнул Алекс и стал на цыпочках подниматься по лестнице. Но противник был начеку. Затопали по ступенькам ноги, хлопнула дверь, и все стихло.
Алешка вернулся на первый этаж и, ругая Женьку Кислицына на все лады, принялся скоблить стену линейкой.
— Папочка! Ой, что у нас сегодня было! — со смехом сказала Тамара, вбежав в комнату, и принялась описывать урок рисования.
Чем дальше она рассказывала, тем больше серьезнело лицо папы. Наконец он положил кисти на столик, отошел от мольберта и, посмотрев рисунок Тамары, сказал:
— Ты огорчила меня, дочка.
— Почему? — удивилась Тамара. — Зинаида Ивановна поставила мне пятерку.
— Да я не только о твоем рисунке. Ну, пусть сначала о нем. Ты ведь рисовала Пушка тети Зины? Так? А разве он похож? Значит, ты ничего в нем не увидела или не запомнила. У тебя вышла кошка вообще. Понимаешь? Как тысячи других: голова, хвост, глаза. Кстати, это не глаза, а желтые пуговицы.
Папа сделал несколько штрихов карандашом. Глаза Пушка ожили, насторожились и смотрели уже куда-то вверх, будто следили за полетом мухи. Тамара восхищенно вздохнула:
— Ну, папа! Ты же художник!
— А ты моя дочка. И сама хочешь быть художником. Значит, учись видеть, запоминать. Но меня огорчило не это. Зачем вы осмеяли девочку, которая видит лучше вас и, как я понял, сумела показать свою Журку именно такой — смешной, необычной?… И еще: трава-то действительно красится. Ты обязательно познакомь меня с этой девочкой.
— Вот еще! — вспылила Тамара и выбежала из комнаты.
Алена открыла дверь своим ключом, сняла с гвоздика под календарем записку. Мама писала, где что лежит. Но есть ке хотелось. Алена потянулась к приемнику, но передумала: слушать музыку тоже не хотелось. Может, сразу сделать уроки? Она разложила учебники, села к столу и задумалась.