Как раз в эти минуты Шредер вышел из стеклянных дверей гостиницы «Космос». По залитому утренним солнцем проспекту сновали толпы прохожих. Искатель алмаза передернул плечами и зевнул.
Сегодня он проснулся поздно, и все равно чувствовал себя невыспавшимся. Последствия минувшей ночи давали о себе знать. На виске и подбородке красовались ссадины, болел бок, по которому саданул вчера Кащей. Сейчас его главной задачей было найти и раскопать могилу погибшего в автокатастрофе Петрова, для чего требовалось разыскать его вдову или хотя бы того, кто знает, где эта могила находится. Кое-какая зацепка у Шредера имелась. Сыщик из детективного агентства проболтался, что вдова до недавнего времени работала в двадцать второй больнице. Шредер решил начать поиски оттуда.
Едва он отошел от дверей гостиницы, как с ним столкнулся какой-то прохожий, кативший сумку. Это был грязный, дурно пахнущий мужчина, по виду — бомж. Он с криком навалился на немца, сумка опрокинулась, и из нее, гремя, посыпались на асфальт пустые бутылки. Чертыхнувшись, Шредер оттолкнул бомжару.
— Смотреть надо, куда идете! — проворчал он и оглядел свои брюки и пиджак — не осталось ли на них пятен после прикосновений оборванца.
Убедившись, что одежда не пострадала, он направился к обочине ловить такси. Между тем бомж бросился подбирать бутылки и засовывать их обратно в сумку. Аккуратно собрав их все, он поспешил дальше и спустя минуту скрылся в толпе.
Шел он со своей сумкой недолго. Шмыгнув в щель между ларьками, «бомж» почистился специально припасенной щеткой, отчего приобрел более-менее пристойный вид. Уже без сумки, которую оставил в той же щели, резидент поспешил к автостоянке. Через пять минут он сидел в своем «Москвиче». Прицепленный к пиджаку искателя алмаза «жучок» начал передавать информацию.
Шредер только что поймал такси. В наушниках резидента зазвучали голоса:
— Мне в двадцать вторую больницу.
— Где это?
— Понятия не имею.
— Что ж вы едете, а не знаете куда?
— Я думал — вы знаете!
Возникла пауза. Видимо, таксист раздумывал.
—Можно позвонить в справочную, — сказал он. — У меня есть сотовый телефон.
— Хорошая мысль!
Прежде чем войти в больницу, Шредер купил в ближайшем гастрономе несколько шоколадок и пару коробок конфет. В отличие от стран Запада, в России не принято было благодарить за мелкие услуги живыми деньгами. А именно мелкая услуга сейчас нужна была охотнику за алмазом, всего-то — телефон Вики Петровой, на худой конец — сведения о кладбище, на котором похоронен ее муж.
Используя свой акцент, он представился девушке-регистраторше прибалтийским родственником Вики. Он только вчера узнал, что у нее умер муж, и немедленно прилетел в Москву. Шоколадка возымела действие. Все, что смогла сделать для него регистраторша, — это послать его во второе терапевтическое отделение, где до недавнего времени работала вдова.
В палате Шредер разговорился с молоденькой медсестрой, как выяснилось — сменщицей Вики, полностью ее очаровал и получил Викин домашний телефон. Полдня ушло на звонки по нему. Трубку на Мичуринском проспекте упорно никто не брал.
После третьей рюмки танцевали все. Стол был отодвинут к стене. Грохочущие звуки, вырывавшиеся из магнитофона, били по барабанным перепонкам. Мотоциклист в расстегнутой до пупа рубахе танцевал особенно лихо. Остальные старались от него не отставать.
Улучив момент, Вика собрала со стола грязные тарелки и под предлогом их мытья выскользнула из комнаты.
— Леша, — зашептала она, привстав под антресолью на цыпочки. — Я принесла тебе сосисечку!
— На хрена мне сосисечка! Ссать хочу, сил нет терпеть!
— Ой, ты что! — Вика растерянно огляделась. — Как же быть? Слушай, может, тебе бутылку пустую дать?
— Давай, только быстрей! Она вернулась в комнату.
— Герл, брось ты эту посуду! — Вадим подскочил к ней и схватил за руки. — Ты клево танцуешь!
— Правда, Вика, — подхватила Синицына, — брось, я сама все вымою!
Петровой ничего не оставалось, как начать танцевать. Вадим наклонялся к ней, обдавая запахами табака и бензина, и громко шептал:
— А то прокатимся с ветерком, а?
— Лучше в другой раз, — отвечала Вика. Синицына хохотала.
— Куда тебе «с ветерком», ты же выпивши!
— Что такое три рюмки? — Вадим высоко подпрыгивал и тряс руками. — В меня полбутылки водки нормально влезает, доказано многократно!…
Когда через четверть часа Вика наконец вырвалась в коридор, до ее слуха долетел дробный звук бьющей в таз струи…
Отчаявшись дозвониться, Шредер вернулся в больницу. Еще один разговор с Викиной сменщицей ничего не дал. Он поговорил с врачихой и медсестрой, но те знали не больше сменщицы. Медсестра предположила, что погибшего Петрова отвезли в крематорий. Шредера от ее слов бросило в холод. Он полчаса не мог опомниться и уже собрался было звонить в гостиницу — Фриц наверняка придет в бешенство от такой новости! — как в больничном коридоре наткнулся на только что пришедшую уборщицу. В первую же минуту разговора он выяснил, что старуха частенько оставалась здесь на ночь и неплохо знала Вику. Шредер поспешил сунуть ей коробку конфет и в следующие полчаса узнал множество самых разнообразных сведений о работавшей здесь медсестре и ее покойном муже. В основном это были сплетни. Старуха терпеть не могла новоявленных коммерсантов, в ее понимании все они были ворюги, и она была уверена, что и покойный Петров тоже воровал, а жена знала об этом и всячески его покрывала. Шредер терпеливо поддакивал ей и кивал, дожидаясь момента, когда можно будет задать вопрос насчет крематория. Сейчас это больше всего его волновало.
— В крематорий? Нет… — Старуха даже поморщилась. — Сюда мамаша его приезжала, совала всем деньги, распоряжалась, видно, что тоже буржуйка! Повезли на кладбище!
Уборщица, которая Викиного мужа и в глаза не видела и только распространяла слухи о нем, конечно, не могла отказать себе в удовольствии поглазеть на него, хотя бы и мертвого. Она рассказала Шредеру, как ходила в морг, когда там проводилось, опознание трупа.
— Его опознала жена, — тараторила она, не давая немцу вставить слово. — Как откинули с него простыню, Петрова вся затряслась, побледнела, закричала: «Это он! Леша! Лешенька! Что ж с тобой сделалось!» — и упала в обморок. Тут же милиция стоит, понятые, Петрову валерьянкой отпаивают…
— Вы лично видели этот труп? — спросил наконец Шредер.
— Вот как вас сейчас! Весь разбит, окровавлен, живого места нет…
— Как — живого места нет? — ужаснулся Шредер. — И живот пропорот?
Старуха на несколько секунд задумалась.
— Нет, живот вроде был цел… — Шредер облегченно вздохнул. — Но все лицо разбито до того, что нельзя узнать человека. И в груди вмятина…
— Бедная Вика! — притворно опечалился Шредер. — Так, говорите, в груди вмятина, а живот цел?
— Цел, цел живот, и ноги целы, вообще весь низ туловища уцелел, а верхняя часть разбита.
— Это хорошо… То есть, тьфу, бедный Алексей! Это ужасно!
— Как хотите, но я так думаю, что его Бог наказал. Они квартиру купили в рассрочку трехкомнатную, в богатом доме, сам за границу ездил чуть не каждый месяц. Жене изменял вовсю. Но и она-то, не будь дура, тоже водила его за нос…
И старуха пустилась в многословный рассказ о Викином хахале — морговском санитаре Бутыкине и о ее отлучках к нему во время дежурства, за что она не раз получала выговоры от главврача.
— Так вы точно знаете, что его не отвозили в крематорий? — перебил ее Шредер.
— Она ведь, скаредная баба, хотела его сжечь, потому что так дешевле выйдет, но мамаша его не дала. На кладбище повезли хоронить!
— Славная у Алексея мамаша! А на каком кладбище его похоронили, вы случайно не в курсе?
— В курсе, милый, отчего же. Под Москвой его хоронили, в Ромашкове. Там кладбище есть большое…
— В Ромашкове? — Искатель алмаза достал записную книжку. — Это точно?