С такими мыслями пробирался я лесом, пока не дошел до ручья. Около этого места встретился я прошлый раз с Беном Гунном. Сделалось уже темно. Обогнув холм, я увидел на небе отраженный свет от костра Бена, как я подумал, меня только удивило, что он ведет себя так беспечно и не боится, что его огонь заметят из лагеря пиратов. Темнота все более сгущалась, и очертания холмов точно расплывались в воздухе. На небе зажглись бледные звездочки. Я то и дело спотыкался об ямы и кочки.
Но вдруг из-за «Подзорной трубы» выглянул месяц и залил все вокруг дрожащим серебристым светом. Тогда я ускорил шаг и почти бегом пустился к блокгаузу. Только подходя к нему, я сдержал свое нетерпение и пошел тише, осторожно пробираясь между деревьями; было бы слишком глупо и печально, если бы мои товарищи приняли меня за неприятеля и уложили на месте пулей.
Наконец я вышел на поляну перед блокгаузом, и глазам моим представилось странное зрелище: между домом и палисадом разведен был костер, красноватый отблеск которого на небе я и видел раньше. Это удивило и смутило меня, так как было совсем не похоже на наши прежние привычки; капитан обыкновенно был очень экономен с дровами. Я почувствовал, что это плохой знак, и что без меня произошли какие-нибудь перемены.
С тяжелым сердцем я тихонько подкрался к самому дому и прислушался. Но то, что я услышал здесь, совершенно успокоило меня и наполнило мое сердце самой искренней радостью. А между тем звуки сами по себе были далеко не музыкальные и не заключали в себе ничего приятного, это был дружный и громкий храп нескольких человек. Странно было только, что никто не стоял на часах, но эту небрежность я объяснил болезнью капитана и снова почувствовал угрызение совести, что покинул своих друзей в такое тяжелое для них время.
Я подошел к двери и заглянул в комнату. В ней было совершенно темно, и среди мрака раздавался только храп и еще какой-то однообразный звук, точно постукивание обо что-то. Протянув вперед руки, осторожно шагнул я в комнату, собираясь тихонько пробраться в уголок на свое старое место, чтобы удивить и обрадовать моих друзей на следующее утро. Я наткнулся на что-то в темноте, кажется на ногу спавшего человека, он только вздохнул и перевернулся на другой бок. Но вдруг в темноте раздался резкий голос, крикнувший:
— Червонцы! Червонцы! Червонцы! Червонцы!
Это был Капитан Флинт, попугай Сильвера! Это он стучал клювом о что-то твердое и оказался более бдительным часовым, чем люди. Раньше, чем я успел что-нибудь сообразить, спавшие проснулись и вскочили на ноги. Раздался голос Сильвера:
— Кто тут?
Я бросился к двери, наткнулся на кого-то и, отскочив от него, попал в руки другого, который крепко схватил меня.
— Принесите огня! — сказал Сильвер.
Один из людей выбежал за дверь и вернулся с горящей головней.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
КАПИТАН СИЛЬВЕР
ГЛАВА XXVIII
В неприятельском лагере
При красноватом свете головни, озарившем внутренность дома, я увидел зрелище, от которого содрогнулся. Самые худшие из моих предчувствий оправдались: пираты завладели блокгаузом и всеми нашими припасами. Бочка с коньяком, ветчина и сухари находились на прежних местах, и, что особенно пугало меня, не было никаких признаков пленников. Очевидно, все наши погибли, и я был в отчаянии, что не разделил с ними их участи.
В комнате было шестеро пиратов — все, кто остался жив. Пятеро из них вскочили с красными, распухшими и сонными лицами, а шестой только приподнялся на локте, он был смертельно бледен, и голова его была обвязана окровавленной повязкой. Попугай сидел на плече у своего хозяина и чистил клювом свои перышки. Сам Сильвер выглядел бледнее и серьезнее обыкновенного, на нем все еще был тот камзол, в котором он явился в блокгауз для переговоров, но запачканный грязью и кровью и разорванный о древесные сучья.
— А, да это Джим Гаукинс явился сюда! — сказал Сильвер. — Черт возьми, вот так сюрприз! Ну, что ж, милости просим, очень приятно!
Затем он уселся на бочку и стал набивать трубку.
— Дай-ка мне огня, Дик, — продолжал он. — А вы, господа, не стесняйтесь! Зачем же вам стоять перед мистером Гаукинсом? Уж он извинит вас, можете быть уверены в этом. Так-то, Джим, вы доставили удовольствие вашему старому приятелю Джону! Я с первого же раза, как увидел вас, сказал, что вы мальчик с головой, и теперь вижу, что не ошибся!
Я стоял, прислонившись к стене и стараясь как можно спокойнее глядеть в лицо Сильвера, хотя в душе чувствовал отчаяние.
Сильвер невозмутимо затянулся несколько раз и продолжал:
— Уж раз вы здесь, Джим, я вам вот что скажу. Вы мне всегда нравились, потому что вы мальчик умный и вылитый портрет меня самого, каким я был в юности. Мне всегда хотелось, чтобы вы были с нами и получили свою долю добычи, и вот вы пришли. Ведь капитан Смоллет, хоть он и прекрасный моряк, но насчет дисциплины строг. «Долг прежде всего», — говорит он, и совершенно верно. Даже доктор страшно сердит на вас. «Неблагодарный мальчишка!» — вот что он сказал про вас. Словом, назад уж вам не вернуться — все равно вас не примут. Так уж лучше вам соединиться с капитаном Сильвером, чем водить компанию только с самим собой!
Я почувствовал облегчение. По крайней мере я хоть знал теперь, что мои друзья живы.
— Угрожать я не люблю, — сказал Сильвер, — но скажу только, что вы в наших руках. Если желаете, становитесь нашим, а нет — так скажите откровенно, Джим. Уж мягче этого не может предлагать ни один смертный моряк!
— Вы хотите, чтобы я отвечал? — проговорил я дрожащим голосом; я чувствовал по его насмешливому голосу, что мне угрожает смерть, и сердце сжалось У меня в груди, а кровь прилила к щекам.
— Мальчик, — сказал Сильвер, — никто вас не торопит. Можете свободно выбирать, что вам больше по вкусу!
— Хорошо, — проговорил я, — уж если я могу выбирать, как вы говорите, то прежде всего хотел бы я знать, почему вы здесь, и где мои друзья?
— Вчера утром, — отвечал Сильвер прежним любезным тоном, — явился к нам в лагерь доктор с парламентерским флагом. «Вам изменили, капитан Сильвер, — сказал он, — корабль исчез». Оно правда, что мы пропустили ночью один-другой стаканчик и прозевали шхуну. Черт возьми, шхуна и вправду исчезла. Все мы, понятное дело, были смущены. Тут доктор предложил войти с ним в договор. Мы ударили по рукам, и в конце концов нам достался блокгауз со всеми припасами, водкой, дровами, которые вы запасли. Что же до ваших друзей, то они ушли, и я не знаю, где они теперь!
Он спокойно покурил несколько секунд и потом продолжал:
— Я спросил доктора, сколько у него людей? А он отвечал: «Нас четверо, и в том числе один раненый. Что же касается до того мальчишки, то я не знаю, где он теперь, да и не забочусь об этом, он всем нам надоел по горло». Это были его собственные слова!
— Это все? — спросил я. — И теперь я должен сделать выбор? Ну, что же, я не так глуп и понимаю, что меня ожидает. Но случись даже самое худшее, мне все равно. Я скажу вам только одно: вы все потеряли и шхуну, и клад, и людей, и все только благодаря мне! Да, я подслушал вас из бочки с яблоками и узнал о вашей измене. И у корабля это тоже я подрезал канат и поставил его в такое место, где ни вы никогда не найдете его, ни один из вас. Я ничуть не боюсь вас. Убейте меня, если хотите, или не убивайте. Но знайте, что если вы сохраните мне жизнь, то и я, быть может, сделаю для вас потом, что могу. Теперь очередь за вами выбирать: убить меня или же оставить в живых и избавить себя от виселицы!
Я остановился, потому что у меня не хватило дыхания. Никто из разбойников не пошевелился, все молча уставились на меня.
— Еще одно, мистер Сильвер, — прибавил я, — вы лучше других, и потому я обращаюсь к вам, если дело повернется для меня плохо, будьте добры передать доктору то, что я только что сказал!
— Непременно скажу! — проговорил Сильвер таким странным тоном, что я не мог понять, смеется он надо мной или же восхищается моим мужеством.