Ж.-Ф. Рафаэлли. Двое рабочих
Хедли Дин остался сидеть у огня, размышляя о событиях вечера и ночи. Как ни старалась загнанная в самые дальние уголки совесть убедить его, что он вел себя низко и недостойно, он пребывал. в полной готовности оправдывать свою подлость с помощью словесного крючкотворства, превратно толкуя в свою пользу условия, по которым что-то подлежало разделу между компаньонами, а что-то нет. Если решимость на несколько мгновений все же изменяла ему, достаточно было достать из кармана прекрасный сияющий камень, чтобы задавить всякие сомнения. Как же он сможет расстаться со своей кровной половиной, он, кто нашел этот самый камень! И что толку в каком-то пустячном доходе в семьсот с чем-то фунтов? Вот. на пятнадцать тысяч действительно можно устроить что-нибудь этакое. Если отдать Биллу его полную долю, он растратит ее по пустякам на всякую мишуру. Разумеется, ему надо что-то дать, скажем, пятьсот или даже тысячу фунтов. Никто не скажет, что это не по- джентльменски.
Вот такие мысли одолевали Хедли Дина, пока он сидел и ждал возвращения своего компаньона. Прошел час, затем другой, а Билл все не появлялся. Молодой старатель подошел к двери и начал всматриваться в темноту. Стояла тишина, лишь где-то вдалеке слышалось уханье совы.
— Что же с ним могло случиться? — пробормотал он себе под нос. — Скорее всего, он обиделся и завалился на всю ночь в «Пениель» или в «Зимний приют». Ладно, мне-то какой резон полуночничать, ведь завтра надо ехать в Кимберли с первым утренним дилижансом.
После этих слов он не раздеваясь рухнул на свою койку, еще раз ощупав скрытый у самого сердца алмаз. Чуть больше часа он пролежал, глядя в потолок и все еще надеясь услышать шаги, но в конце концов забылся недолгим тревожным сном.
Проснулся он под утро со странным чувством грусти и уныния. Сквозь приоткрытую дверь хижины дул свежий утренний ветерок, но Дин чувствовал себя усталым и разбитым. Он сел на постели и приложил руку ко лбу, стараясь собраться с мыслями. Какая беда могла с ним приключиться? Его взгляд упал на пустую койку, стоявшую напротив, где обычно храпел его напарник. Ах да, конечно, теперь он все вспомнил. Никакая это не беда, а, наоборот, огромная удача. Тогда отчего ему так грустно? Такого с ним еще никогда не бывало за все годы скитаний. Он снова достал камень из потайного кармана, и тот вновь ослепительно засиял в лучах яркого утреннего солнца, начисто подавив в душе Хедли Дина последние робкие угрызения совести.
Он намеревался отправиться в Кимберли с самым первым дилижансом, чтобы показать свой камень специалисту — ювелиру и узнать его настоящую стоимость. После этого следовало добраться до Лондона, где было необходимо избавиться от алмаза. Окрыленный решимостью, Хедли наскоро проглотил завтрак, вышел из хижины и направился вдоль штрека, сжимая драгоценный камень в руке. Он шел, то и дело подставляя его лучам восходящего солнца, всякий раз любуясь, как он искрится, светится и играет. Он так увлекся этим занятием, что чуть было не налетел на своего оскорбленного компаньона, безмолвно и задумчиво стоявшего на краю разреза со скрещенными на широкой груди руками.
— А, доброе утро, Билл! — фальшиво улыбнулся Хедли, протянув руку в приветствии. — Я глаз не сомкнул, все ждал тебя.
Но Стюарт словно не заметил поданной ему руки.
— Если бы кто-нибудь сказал мне… — начал он. — Но хватит! Все равно без толку об этом говорить. Ты еще не передумал, ну, насчет того, что вчера вечером наговорил?
— Ты о чем, об алмазе? Билл, ну ты же знаешь закон старателей, и по нему ты никак не можешь претендовать на камень. Тебе это любой скажет. Что ты так взъелся по этому поводу? Тут просто бизнес и ничего больше. Кроме того, тысячу ты получишь — это я тебе обещаю. Я сейчас отправляюсь в Кимберли, чтобы оценить камень.
— Послушай, Хедли Дин, — заговорил Стюарт, тщательно выговаривая каждое слово. — Шесть лет я знаю тебя как честного человека, и если бы кто-то пришел ко мне и сказал, что ты вор, я бы прибил его на месте. Да, именно вор, как бы это слово ни приукрашивали. Я и сейчас не поверю, что именно ты совершаешь бесчестный поступок. Передо мной не тот старина Хедли Дин, которого я знал все эти годы. Я вижу злого духа, вселившегося в его тело. И я стану бороться с ним даже против твоей воли, дружище. Ты больше не сделаешь ничего, что смогло бы опозорить тебя до конца жизни. Отдай мне камень!
— Ты что, возьмешь его у меня силой?! — вскричал Дин, видя, как его компаньон надвигается на него с самым решительным выражением на вмиг посуровевшем лице. — Так не пойдет, Стюарт! Не смей трогать меня!
— Отдай мне камень!
— Никогда!
— Тогда я сам его возьму! — и в ту же секунду Билл схватил руку своего напарника, в которой тот держал алмаз.
Хедли никак не мог тягаться с силачом Биллом, но нервное напряжение и решительность придали ему сил, так что в течение нескольких мгновений он сумел противостоять натиску великана. Но все же его пальцы разжались, алмаз выпал и, скатившись по склону, провалился в бездонную вулканическую расселину.
На какой-то миг оба они застыли, зачарованно глядя туда, куда исчез алмаз. Затем, испустив истошный вопль отчаяния, Хедли ринулся к краю излома и стал напряженно всматриваться в узкую трещину. Взору его предстала беспросветная и безмолвная тьма. где-то там, в далеких мрачных глубинах этот камень будет сиять и переливаться до тех пор, пока волею некоего природного катаклизма через многие века снова не предстанет пред оком человеческим. А что же он? Он потерял все — свой камень, свою честь, своего друга, он потерял даже уважение к самому себе. Что же тогда осталось? Он резко повернулся и, низко опустив голову, молча направился к хижине.
Теперь, когда исчезло дьявольское наваждение, вызванное камнем, Хедли Дин в полной мере осознал всю подлость и низость своего поведения. По характеру своему он не был бессовестным человеком и всегда старался следовать и руководствоваться кодексом чести. Однако его жизненные принципы, и без того не очень- то прочные, не выдержали испытания внезапным искушением. Надо отдать ему должное — испытанные им угрызения совести и безграничная печаль совершенно затмили горечь утраты драгоценного камня. Он скорбел по себе, а не по камню. Казалось, он мог решиться на все, лишь бы искупить свою вину перед Биллом и вернуть их отношения на круги своя. Буквально на все, лишь бы снова пожать его мозолистую руку и узнать, что он прощен. Что все алмазы Африки по сравнению с чувством собственного достоинства и дружбой такого честного, чистого человека? Но сейчас он все яснее понимал, что уже слишком поздно. Уронив голову на руки, он лихорадочно размышлял, как выказать всю глубину своего искреннего раскаяния и что сделать для того, чтобы хоть как-то загладить свою вину.
Снаружи раздались тяжелые шаги, и пожилой старатель не спеша вошел в хижину. Хедли Дин поднялся и встал напротив него, опустив глаза. Губы его дрожали.
— Даже не знаю, как тебе это и сказать, Билл, — начал он глухим, прерывающимся голосом. — Я повел себя гнусно, позорно и бесстыдно. Камень, как ты и говорил, стал чем-то вроде злого духа, который вселился в меня и вытащил наружу все плохое, что таилось во мне. Если бы я мог искупить свою вину, отрубив себе правую руку, я бы ни секунды не колебался. Конечно же, ты думаешь, что я говорю тебе все это оттого, что лишился камня. На твоем месте любой бы так решил. Но я все же сделаю одну вещь, чтобы доказать всю серьезность своих слов и намерений. В том маленьком ящичке лежат алмазы на тысячу фунтов, они принадлежат нам обоим. Так вот, ты можешь распоряжаться моей долей по своему усмотрению. Может, ты сочтешь зазорным взять их себе, но ведь можно пожертвовать их больнице в Кимберли. В любом случае я никогда больше к ним не прикоснусь.