Солнце село уже два часа назад, гетто закрыли на ночь, но караульщики хорошо знали купца, и нескольких монет оказалось достаточно, чтобы пройти через кордон. Поднявшись по узкой лестнице в крошечную мастерскую Просперо, Пол постучал условным стуком — четыре коротких, потом два длинных, — толкнул дверь и вошел в комнату.
Несмотря на позднее время, Просперо сидел за рабочим столом с ювелирной лупой в руках, перекинув через плечо длинную бороду, которая почти коснулась пола, когда старик встал.
— Чем могу быть полезен, англичанин? — спросил он, не отрываясь от созерцания драгоценного камня.
— И тебе доброго вечера, друг мой.
— Друг? С каких это пор мы стали друзьями?
Просперо отмерил кусок золотой проволоки и перерезал ее миниатюрными кусачками.
— Ты приходишь сюда, как и все остальные, только для того, чтобы продать или купить драгоценности. Ты мне не друг, — он взглянул на Пола через лупу, — и пусть кто угодно со мной поспорит.
— Если настаиваешь…
Торговец улыбнулся крошечному старичку с длинной бородой и глазами-бусинками, напоминавшему сказочного героя.
— Итак, англичанин, — слегка смягчился Мендоза, — что ты принес сегодня?
Пол достал из кармана красный камень и положил его перед ювелиром.
— Очень хорошо. Взгляну чуть позже, если хочешь.
Просперо указал подбородком на занавеску, разделявшую комнату на две половины.
— Ты опоздал, он уже ждет.
Торговец зашел за штору. У окна, спиной ко входу, стоял невысокий, коренастый мужчина в ярко-желтом тюрбане. Купец посмотрел на восточные одежды и нелепой формы нос размером с баклажан. Амброз Джойс.
— Так-так, Амброз.
— Ну наконец-то, Пиндар. Не похоже на тебя заставлять человека ждать.
Мужчины оглядели друг друга.
— Да, неплохо тебя украсили, — произнес Джонс. — Дай-ка взглянуть. Сломал?
— Нет, просто синяк, — поморщился Пол, прикоснувшись к ноющему носу.
— Хорошо играешь роль, — заметил Амброз, видя бледность Пола и глубокие тени под глазами. — Слишком хорошо, если тебе интересно мое мнение.
— Могу лишь ответить комплиментом на комплимент.
— Ты слишком добр ко мне, братец.
Воцарилось неловкое молчание.
— Полагаю, я опозорил достопочтенную компанию.
— Ну, я сделал все, что смог, за столь краткое время, — сухо ответил носатый. — Хотя, должен признать, твой Джон Керью меня удивил. Наш маленький спектакль дался ему нелегко. Очень изобретательный юноша.
— Изобретательный?! Керью, как всегда, зашел слишком далеко. Видеть его больше не желаю, — с горечью сказал Пол.
— Он не подозревает об истинном положении дел?
— Он не знает о том, что ты осведомитель Левантийской компании. И что я знаком с тобой так же долго, как и с Парвишем.
— А в остальном, что ему известно?
— Ничего.
— Уверен?
— Он кое-что слышал о недавно возникших у Левантийской компании затруднениях. Думает, ты один из посредников Парвиша, собираешь редкости для его коллекции. Не знает, что ты приехал сюда по моей просьбе, чтобы обсудить секретные дела компании. Откуда ему знать все это? Иначе его маленький трюк не сработал бы.
— Правда? А я думаю, еще как бы сработал.
— Нет, Джон обожает сюрпризы, поверь.
— Но ты зол на него… страшно зол. Почему? — Амброз буравил Пиндара взглядом.
— И ты еще спрашиваешь? Он же от моего имени послал тебе записку назначил встречу в доме Констанцы, прекрасно зная, что…
— Что?
— Что я могу засидеться допоздна.
Вот как это теперь называется? «Засидеться допоздна»? Прекрасно. В мое время говорили «напиться как сапожник».
— Дело не в этом. Керью — чертов подлец, предатель…
— Но, дорогой мой Пиндар, — прервал его речь коллекционер, — ты же заставил его поверить, что почти обанкротился! Откуда ему знать, что ты просто… Ну, как бы это сказать…
— Диверсифицирую капитал.
— То есть предпочитаешь называть это диверсификацией, — мрачно взглянув на собеседника, протянул Амброз.
Пол сделал вид, что ничего не заметил.
— Мы пытаемся перевести средства, вложенные в Левантийскую компанию, в другую форму… которая никогда не потеряет ценность. В драгоценные камни. — Пол с крайней осторожностью подбирал слова.
— По крайней мере, эту часть истории я понимаю. — Джонс достал из кармана огромный шелковый платок и вытер им лоб. — И если никто из венецианских торговцев еще не раскусил тебя, чего ждать от простого слуги?