— Нет, — усмехнулся в темноте эльф, — не уснул… Занятные у тебя предки…
— Да уж… Дедуля, так тот вообще к пиратам подался, командовал головным кораблем у Фрагга-Освободителя.
— Охотника за рабскими галерами?
— Ага. А на одном из муспельских кораблей он нашел мою бабулю, ее везли на торги в Пойолу. Видно, мужчинам в нашем семействе на роду написано обретать своих будущих жен в самый неподходящий момент. Так вот, выковырял он бабулю из вонючего трюма… слушай, что-то я увлеклась. Вряд ли высокородного лорда Цветущих Сумерек интересует моя родня. Да и моя скромная персона — тоже. Пожалуй, мне пора. И вообще я тут ни при чем, это все мамочкино воспитание, это она приучила меня всегда говорить «спасибо»…
— Ты приходила только для этого?
— Ну конечно. Лезла по плющу в окно, коленку ободрала… и все ради того, чтобы еще раз поблагодарить остроухого за проявленную доблесть! Она встала из кресла и выпрямилась во весь рост.
— Уже поздно. Пожалуйста, пропусти меня, я, пожалуй, удалюсь тем же путем, что и пришла. А не то, неровен час, кто-нибудь увидит меня, выходящей из твоей комнаты… Ты и без того уже в Вольных Стражах ходишь, куда ж после этого — за Край Света, что ли, подашься?.. — и она решительно шагнула к оконному проему.
— Не спеши, — Хэлдар встал и шагнул к Амариллис. — Я принимаю твою благодарность, но…что мне делать с твоей невежливостью?..
Почти полная луна безмятежно покоилась па темно-синем бархате небес, подобно слитку молодого серебра; ветер, пролетая над землей, старался не тревожить уснувшие деревья и лишь слегка поглаживал их пышные кроны. Замок Черного Лиса наконец-то затих, улеглись спать даже самые несносные гости; тишина затопила все вокруг, наполнила теплый воздух шорохами, вздохами, шелестами — вкрадчивая тишина летней ночи.
Хэлдар протянул руку и тихо тронул кончиками пальцев волосы Амариллис — короткие, непослушные и неожиданно мягкие. Его ладонь скользнула вглубь этого шелковистого беспорядка и плотно легла на затылок девушки, другой рукой он обнял ее, сильно и ласково привлекая к себе в объятия.
— Фириэль Амариллис…
Он шептал слова нежности, все больше и больше ужасаясь их пронзительной правде; Хэлдар со страхом и восторгом осознавал, что их рождает его сердце — надменное, гордое сердце эльфа; и после первого же прикосновения ее губ к его щеке он почти услышал, как треснула корка льда на этом сердце, и стала осыпаться мелкими осколками, безвозвратно тая, оставляя его беззащитным и счастливым…
— Мне страшно, Хэлдар…
— Мне тоже, фириэль…
— Ведь уже ничего не изменишь, правда? Это случилось… и я не знаю, что мне с ним делать. Как я буду теперь просто ходить, когда я могу летать?
Они стояли, крепко обнимая друг друга, словно ища поддержки и защиты. Остановилось время, пропали, истаяли каменные стены, притихли даже вечные звезды — они остались совсем одни, и их объятие стало на миг самым главным во всем мироздании.
… Амариллис лежала на животе, подпирая подбородок кулачком, накручивая на палец длинную серебристо-пепельную прядь эльфийских волос.
— Хэлдар, сделай милость, не откажи мне в одной маленькой просьбе…
— Сделать так, чтобы карета Ливайны опрокинулась в грязь?
— Вообще-то я имела в виду совсем не это, но идея неплохая. А что, ты на такое способен?
— И не только на такое… Иди сюда, — и он притянул ее к себе.
— Постой… да где же твоя хваленая эльфийская холодность?
— А я ее смыл… в воде Быстрицы… Не брыкайся, девочка… вот так… И что же это за просьба?
— Да так, мелочь… Но ты все-таки отпусти мне одну руку, ну пожалуйста… Я хотела попросить разрешения потрогать твои уши, они такие… забавные… и милые.
— Ах вот что… Разрешаю, — и Хэлдар, улыбаясь, наклонил голову. Но как только пальцы Амариллис приблизились к его уху, он сделал резкое движение, словно намереваясь куснуть дерзких пришельцев. Амариллис ойкнула и поспешно отдернула руку… и они оба засмеялись.
— Эй, не советую, — все еще смеясь, пригрозила девушка, — не буди во мне кровь предков!
После таких слов они какое-то время всерьез пытались выяснить, кто же из них сильнее и изворотливее: возились как дети, счастливо и бездумно пыхтя. В итоге Амариллис все же пришлось признать себя побежденной и сдаться на милость победителя. Она перевернулась на спину и потянулась, выгибаясь как ивовая веточка, навстречу его объятиям. Хэлдар смотрел на нее, залитую серебряным светом ночи, чувствовал, как впиваются ему в спину ее пальцы, слушал ее неровное, прерывистое дыхание… Девушка, всего только смертная девушка, и даже не принцесса, и даже правнучка орка — Амариллис дарила ему неведомое прежде наслаждение. Она представлялась ему то хрупким, белоснежным цветком, чьи
лепестки он раскрывал ласковыми, осторожными прикосновениями; то вдруг ее тишина взрывалась яростным пламенем, в котором, как бабочка, горела его нежность…
Уже на исходе ночи она уснула, свернувшись клубочком в его объятиях, а он все медлил, гнал сон прочь, чтобы еще раз погладить нежное прохладное плечо, поцеловать теплый, взъерошенный затылок… Фириэль Амариллис, шептал он, засыпая…
Проснулся он как от резкого толчка в грудь, вздрогнув, рывком приподнялся — кроме него, в комнате никого не было. В распахнутое окно бесцеремонно врывался холодный предутренний ветерок, комнату заполнял невнятный, неверный предрассветный час. Хэлдар сел на постели, с силой провел ладонями по лицу, прогоняя остатки дремы. Это… было? — спрашивал он сам себя, и не знал, что ответить. Удивительное чувство, когда двое становятся одним прекрасным целым, счастье взаимного обладания, еще вчера представлявшееся ему невозможным, — уж не приснилось ли все это ему? Чудесный сон, навеянный танцем Амариллис… Эльф со вздохом опустился навзничь, повернул голову и… увидел на соседней подушке короткий, светло-золотистый волос… Это… было?!!
Хэлдар торопливо оделся в походную одежду Вольного Лесного Стража, не обращая ни малейшего внимания на валяющийся на полу роскошный камзол, который он немилосердно топтал. Бурого цвета штаны, легкие сапоги, зеленая рубаха и серебристо-зеленая куртка, серый плащ; резную фибулу в форме кленового листа он застегивал, уже спускаясь по лестнице. По-прежнему не понимая — и не принимая — своего порыва, но и не в силах противиться ему, он выбежал из замка и в растерянности остановился; постояв немного, но так и не собравшись с мыслями, направился в сад.
Сад уже начинал просыпаться, поеживаясь в ледяной росяной ванне; пробовали голоса птицы, настраиваясь на долгий безоблачный день. Хэлдар, остановившийся возле той самой липы, недолго оставался в одиночестве. Его чуткий слух уловил шелест шагов, и через минуту рядом с ним появился Черный Лис Гэлвин.
— Доброго вам утра, господин эльф… Раненько же изволите вставать.
— Доброго утра и вам, господин барон.
— Вижу, вы тоже оценили мою красавицу липу. Я, знаете ли, частенько обременяю ее своим обществом, мне здесь как-то по-особенному думается. М-да… Делать выбор всегда трудно, тем более, когда столь многое ставится на кон, и вся прежняя жизнь встает на дыбы…
— О чем вы, барон?
— Да так, ни о чем… не обращайте внимания на мою старческую болтовню. И все-таки, согласитесь, что последовать за поманившей мечтой — крайне неразумно и как-то несолидно… однако только этот выбор и будет истинным, господин эльф… сердце не лжет. Конечно, всегда можно уйти в сторону с незнакомого пути, предпочесть традицию и правило — это разумно и достойно, но сделает ли это счастливым… хоть кого-то?
Барон тяжело вздохнул, словно припомнил что-то грустное и невообразимо далекое, и, по-прежнему не обращаясь к собеседнику, сказал: