Гарм искоса глянул на брата и ничего ему не ответил. Эти братья при всей родственной схожести черт лица были на редкость непохожи. Фенри, одетый строго и безупречно, действительно был похож на молодого бога — красив, статен… уверенный, повелительный взгляд черных сверкающих глаз, черные же волосы, облекающие плечи и спину подобием царственной мантии, на голове — венец с двумя зубьями, поднимающимися над висками… И Гарм — одетый в какие-то нелепые одеяния, на плечах — широкий воротник с фестонами, длинные дырявые рукава петлями охватывают пальцы, ткань, вышитая пестро и беспорядочно, явно нуждается в чистке… на руках и на лице бога — рисунки, сделанные соком ядовитых ягод, светлые волосы взлохмачены, а в глазах, светлых как роса небесная, — тоска и нетерпение.
— Ну да, тебе повезло, маменькин сынок… Скажи, чего ты боишься? Сколько раз мы с тобой играли, все обходилось! — и Гарм раздраженно сплюнул в небо.
— Нет, брат, и не напоминай. Не буду я с тобой на огонь и лед играть. Не буду. Хоть убей.
— Дурак.
— Сам такой.
— Ты хуже дурака, ты трус.
— Не заводись, Гарм. — Но руку с плеча брата Фенри убрал. — Сам знаешь, что говоришь не правду. Хочешь, пойдем побьемся? Глядишь, полегчает…
— Нет. Не хочу. — Гарм встал. — Пойду отца поищу. Давно не виделся. Ну, бывай, брат. — И он повернулся и пошел вглубь дома.
Сколько веков минуло в Обитаемом Мире с тех пор, как поселились в нем последние из Богов — никто не ведает. Этот осколок прежнего обширного мира Смертных, уютный и невеликий, стал их домом и — увы… — тюрьмой. Первое время их истощенные войной и потрясением силы уходили на то, чтобы привести в порядок это убежище, сделать его более-менее достойным их вынужденного пребывания.
Большинство в Обитаемом Мире составляли люди — светловолосые и гордые на севере, смуглые и мстительные на юге, скрытные и непонятные на востоке. А на западе этого мира обосновались альвы. Вернее те из них, что стали эльфами. Пройдя горнило братоубийственной войны, научившись — но не привыкнув — убивать себе подобных, альвы утратили способность летать, одолевая огромные расстояния и обгоняя ветер, разучились управлять природными силами, забыли многое из того, что прежде было им ведомо. Все, что осталось им — значительно более долгая, чем у людей, жизнь, — почти что бессмертие, способность довольно тонко различать голоса стихий и разговаривать с ними, и обрывки воспоминаний о былом величии и могуществе.
Племя отступников, именовавших себя орками, было рассеяно по всем северо-восточным землям; в отличие от эльфов, они не создавали единого государства и не выбирали себе королей. От прежних времен у альвов-отступников не осталось почти ничего. Кожа их приобрела зеленовато-смуглый оттенок, резцы удлинились и заострились, став со временем угрожающими клыками. Такой звероподобный облик не помешал оркам общаться с людьми; они и союзничали, и воевали со смертными гораздо чаще, чем их светлые собратья. Способность орков к магии проявлялась редко, они предпочитали нападать и разъяснять все недоразумения языками мечей, нежели чем вытягивать из противника душу силой тайных знаний.
С того времени, как закончилась война богов, меж эльфами и орками установился настороженный, оскорбительно-недоверчивый нейтралитет. Они либо высокомерно не замечали друг друга, либо — при неизбежной встрече — вели себя как разделенные и спаянные вековечной кровной враждой. Стоит ли упоминать о том, что они никогда более не воевали и каждый из них считал другого предателем.
Кроме пятерых выживших богов в этом мирке оказались и свои божественные сущности. Они во многом напоминали прежних стихий, обитали в море, в горах, а самый приметный из них избрал местом свого пребывания чудовищные леса на юго-западе. Власть этих божков была невелика, возможности — еще меньше, они были под стать этому невеликому миру.
Повзрослев, Фенри и Гарм приняли участие в обустройстве Обитаемого Мира. Фенри больше времени проводил с братом матери, Нумом; их сближало пристрастие к порядку и оформленности. Гарм же очень быстро оказался правой рукой Сурта, и если в мире что-то менялось, причем не всегда в лучшую сторону, он всегда оказывался к этому причастен. Гарм по-прежнему частенько позволял себе нелепые, шутовские выходки; он часто общался с людьми. Фенри до подобного не опускался.
— Здравствуй, отец. — Гарм вошел в небольшой покой, похожий на каменный подводный грот. По стенам причудливыми узорами лепились ракушки, змеились ленты водорослей. Сурт сидел, согнувшись, положив подбородок на сцепленные руки. Услышав голос сына, он поднял голову.