Слишком страшно.
Слишком больно.
Слишком.
Воспоминания о Турине не стираются из памяти, остаются выжженными в ней, как гравюра по дереву.
Потемневшие от возбуждения глаза Николаса.
Его татуировки, рассыпанные по телу — на ребрах, на ногах, на бицепсе; Андреа водила пальцами по красно-черному орнаменту на его предплечье, касалась губами имени его матери, выписанного иероглифами на боку.
Его поцелуи, нисколько не напоминающие те, из их общего подросткового прошлого.
Нико, вылизывающий её шею.
Её пальцы, судорожно стаскивающие его свитшот, ласкающие его плечи, грудь, живот. Крепкие мышцы перекатываются под кожей.
Нико задирает подол её платья, смеется.
«Как же ты меня хочешь, Анди…»
«Заткнись…»
Нет, Андреа не жалела. Ни сейчас, ни тогда, в Италии. Не в моменты, когда Перальта замирал между её ног, скользя лукавым взглядом по её телу, выше, к лицу, и мучительно-медленно и легко касался губами её живота, будто вопрошая «точно ли ты хочешь этого, Анди?». Не в моменты, когда он вылизывал её, заставляя метаться среди простыней, стонать и всхлипывать, зарываясь пальцами в его волосы. Не когда он выглядел так охренительно горячо, закинув её ноги себе на плечи.
Андреа с трудом возвращает себя в реальность.
Хватит.
Она сворачивает страницу Нико и отпивает глоток кофе.
— Привет, извини, я долго, — Себастьян появляется откуда-то сбоку, быстро целует её в щеку. — Шеф неожиданно задержал.
— Ты же предупредил, — Андреа пожимает плечами, улыбается. — Я заказала тебе американо, как ты любишь.
Они встречаются чуть больше двух месяцев, хотя не афишируют свой статус в социальных сетях, потому что на самом деле это никого не волнует, а им самим — просто не нужно. Ходят в кино и в театр, обедают вместе, занимаются сексом, и со стороны всё выглядит почти идеально.
Абсолютно нормальный парень с совершенно обычной девушкой. Андреа не обольщается, думая, что она — какая-то особенная, ведь таких скаутов, как она, в «Бока Хуниорс» достаточно, и чаще всего они остаются в тени. Себас и вовсе работает в банке кредитным специалистом.
Ради него Андреа не хочется брать в руки гитару, но это ведь не так уж и страшно, правда?
Себас хороший. И секс с ним хороший.
«Но не великолепный, да? Не до вскриков и ногтей в самые плечи, не до вспышек под зажмуренными веками и пересохших, искусанных губ?»
Это ведь не важно, правда?..
Сморгнув наваждение, Андреа встряхивает головой. Себас уже несколько минут что-то рассказывает про своего босса, но она не слушала, а теперь уже и начинать поздно, поэтому она кивает, пьет свой капучино и считает минуты до окончания обеденного перерыва Себастьяна. Сегодня она почти свободна, потому что в Каса Амарильо не нужна, а вечером «Ривер Плейт» играют с «Ньюэллс Олд Бойз», и Галло отправил её посмотреть на нового игрока молодёжки «полосников», арендованного из французской Лиги 1 — быть может, удастся его переманить в январское трансферное окно, если в договоре нет преимущественного права покупки.
Футболисты — что вещи или рабы, продаются и покупаются теми, кто может заплатить больше или предложить трофеи и стабильность.
Глория бы сказала, что её должно насторожить, с какой легкостью она отключается от разговоров Себаса. Ей легко говорить, они с мужем вместе с колледжа и любят друг друга. Андреа только отмахивается — она же не собирается за Себаса замуж, ей просто нужен кто-то…
Кто-то…
«Кто-то, кто поможет тебе выкинуть из головы Нико», — ехидно замечает её внутренний голос, удивительно похожий на старшую сестрёнку.
— Кстати, — Себас касается её руки, — раз уж ты идешь сегодня на «Ривер Плейт», не найдется ли у тебя лишнего билета?
— Это же молодёжка, — удивленно вскидывает брови Андреа. Вопрос оказывается таким неожиданным, что она не сразу находит ответ. — Зачем тебе?
— А, молодёжка, — он разочарованно вздыхает. — Я просто хотел взглянуть на то, что ты так любишь.
На душе у неё теплеет.
Всё же Себас — хороший. Он старается.
— Я постараюсь тебе добыть билет на «альбиселесте» на эти выходные в Кордобе, — подмигивает ему Андреа во внезапном приступе нежности и веселья. Себастьян, может, и не Николас Перальта, но он же пытается быть для неё хорошим, она должна поддержать и помочь. — Посмотришь на Месси.
Матчи «бело-голубых» смотрят все. Даже те, кого футбол не интересует.
Они расстаются, и Андреа садится в такси. Весна в Буэнос-Айресе цветет терпким ароматом сиреневых цветов жамарканды, разлитым в воздухе, и щекочущим ноздри запахом жарящегося во дворах барбекю. Водитель выкручивает радио на полную; настроение Андреа падает ниже плинтуса — её личную весеннюю радость разгоняет очередной песней преследующей её Свифт.
So I'll watch your life in pictures like I used to watch you sleep
And I feel you forget me like I used to feel you breathe…
Ей некуда деваться от этой удушающей правды. Андреа знает, что побила рекорд по просмотрам страницы Нико за последние пару месяцев, хотя он уже наверняка перестал ждать одобрения запроса… да и вообще, как, черт возьми, он её нашел?!
Андреа точно помнит, что не оставляла ему контактов. Ни телефона, ни социальных сетей, а найти её ник без фамилии — та ещё задачка. Если только ему не подсказал Бенхамин, его старший брат, который до сих пор забегал к маме на обед по выходным.
Иногда.
Захотелось врезать ему с ноги при следующей встрече. Бенха знал, из-за чего они с Нико расстались, знал, что Андреа тяжело переживала расставание, а теперь…
Черт.
Гитарные струны режут пальцы, но эта боль Андреа необходима. Она шмыгает носом, зажимает аккорд и напевает, поражаясь собственному хриплому голосу.
Сегодня это не Свифт. Английский не может, не в состоянии выразить её чувства — боль, скребущую кошкой за ребрами; нежность, которую предстоит вытравить из себя; обиду на предательство и злость.
— Me muero por tenerte conmigo, que todo es tan desierto y vacío… — Андреа умирает вместе с Наталией, с выписанными кровью на её сердце строчками о любви, пустоте в сердце и желании быть рядом с Нико, несмотря ни на что. Слёзы смачивают ресницы, скользят по щекам, и она почти не видит струн, зло смаргивает солёную влагу. — Para borrar el dolor en mi corazón, sin ti la vida es un castigo…
Нико любил слушать, как она поет, даже без гитары. Клал голову ей на колени или на живот и слушал, прикрыв глаза, и плевать он хотел, что голоса у неё не было.
Она предпочла бы никогда не знать, что Нико ей изменил. Пусть это оставалось бы тайной. Пусть он оставался бы рядом.
А теперь его не было. Его самолет наверняка сейчас летит над Атлантикой, унося его в новую жизнь — на далёкой Сицилии, о которой Андреа знала только, что там была «коза ностра». В Аргентине жило много итальянских переселенцев, искавших новую жизнь на просторах чуждой им страны с таким похожим и таким чужим для них языком, но не в Лагуна Ларго.
— Эй, — Глория заглядывает к ней в спальню. Она со своим парнем приехала на выходные, и теперь Хулиано жарил на заднем дворе мясо. На запах наверняка сбегутся все соседи. — Ужинать пойдешь?
Андреа быстро вытирает ладонью слёзы. Сестра не спрашивает, как она, и за это ей — большое спасибо.
— Иду, — она слабо улыбается. — А соус барбекю будет?
Глория треплет её по макушке.
— Конечно.
Теперь-то Андреа понимает, что Глория всегда и всё о ней и о её чувствах знала, просто отмалчивалась, чтобы не задевать, и это было не похоже на неё, а поэтому — ещё дороже.
Never imagined we'd end like this,
Your name, forever the name on my lips…
Николас. Три слога. Семь букв.
Иногда — часто — она думает, смогла бы простить его, если бы он попросил прощения? Ответ, звучащий в её сердце, сильно расходится с любым разумным.
Андреа злится, щиплет себя за локоть.