– Миссис Хоторн? – я окликаю ее, но слышу только звенящую тишину. Даже не заметила, как осталась одна. Хнычу и поднимаю тяжелое ведро, наполненное водой и картошкой, но железная ручка подводит и обрывается. Огромные белые клубни и холодный поток мутной жидкости выливается мне под ноги. – Проклятье! – кричу я. – Проклятье!
– Тонкие запястья дочки мэра не предназначены для таскания тяжестей, – звучит около меня насмешливый голос. Я расправляю плечи и замечаю его: красивого и сильного. Болезненная бледность оставила его лицо, окровавленная повязка давно снята, а в любимых глазах так и пляшут затейливые огоньки. «Гейл. Гейл. Гейл», – выбивает мое сердце.
– Ручка отломилась, – выдавливаю я из себя.
– Давай помогу, – он быстро скидывает картофелины в ведро и несет все мое разбитое богатство к раковине, я тем временем затираю огромную лужу на полу.
– Хорошо, что никто не видел, а то бы мне не поздоровилось.
– Еще бы, – он улыбается. – Ты чуть было не испортила столько еды, – А вообще, – лицо вмиг становится серьезным, – Я пришел поблагодарить тебя за все, что ты сделала для меня.
– Не стоит, – отворачиваюсь.
– Зря ты прячешься на кухне, я не держу на тебя зла.
– Спасибо, – на глаза наворачиваются слезы.
– Я пришел попрощаться с тобой. Недели через две я уеду на штурм Капитолия, а там мало ли что.
– Не нужно, Гейл, – сама не замечая как, хватаю его за руку. – Зачем? Подумай о своей семье, Китнисс…
– Китнисс сказала, что у нас нет будущего, – он прикусывает губу, а у меня на душе холодеет. Вот и открылась причина его прихода. Все, как тогда. Китнисс вышла замуж, и он захотел заполнить пустоту в своем сердце встречами со мной. Не в этот раз. Возможно месяц назад, до открывшейся правды, до моих страшных слов, я бы обрадовалась. Но не теперь. Снова через это мне не пройти. Однажды я чуть было не сгорела в огне своей любви. В следующий раз чуть было уже может не быть.
– Китнисс может ошибаться, – отвечаю я бесцветным голосом. – Вы все решите потом после войны.
– Возможно, – он качает головой, но мало верит в свои слова.
– Возвращайся, Гейл. Даже не думай умирать!
– Постарайся простить меня когда-нибудь, ‒ он улыбается и по-дружески сжимает мою руку.
– Я простила, Гейл. Уже простила.
Через две недели постоянных занятий с одним умником из Дистрикта-3, Гейл уезжает. Китнисс плачет навзрыд. Не спит, не ест, не сводит глаз с Пита, появляющегося в общем зале, и все чаще бегает к главнокомандующему, чтобы узнать новости. Утром третьего дня я пересиливаю себя и иду к ней.
– Гейл вернется, обязательно вернется, – уговариваю я ее, гладя по спине. Она вздыхает, не пытаясь утереть слезы. ‒ Он освобождает нашу страну, спасает нас всех. Он не умрет. Не умрет…
Голос Вика звучит сладкой музыкой среди грома и дождя:
– Сноу подписал акт о капитуляции. Капитолий пал. Гейл в отсеке для раненых…
Комментарий к Не мне он обещал вернуться
Вот и новая часть. незамысловатая. Она далась мне нелегко, но начало таянию айсбергов положено.
========== Когнитивный диссонанс ==========
‒ Теперь, должно быть, я похожу на чудовище, ‒ говорит, кривясь, Гейл, пока я кружусь вокруг него, словно детвора вокруг рождественской елки, наматывая на грудь и спину новые пласты белоснежного бинта.
‒ Ты преувеличиваешь, ‒ отрезаю лишнюю марлю и, закрепляя оставшийся конец внутрь повязки, помогаю Охотнику лечь на только что взбитую подушку. ‒ Главное то, что пули, прошедшие насквозь, не задели жизненно важные органы.
‒ Да, ‒ хихикая, вторит мне вечно что-то жующий Вик. ‒ И вообще нечего ходить голым, тогда твои шрамы вперемешку с ожогами во все тело никто не увидит.
‒ У тебя, кажется, урок, умник, ‒ Гейл кидает в брата подушкой. ‒ Так что бравой походкой в класс. Не желаю слушать вопли твоей учительницы.
‒ На меня никогда никто не жаловался, ‒ с обидой в голосе сообщает мальчик и надувает губы.‒ Как всегда хочешь от меня отделаться, – встает, как бы нехотя, а затем елейным голосом сообщает. ‒ Я зайду вечером. Поболтаем! ‒ а затем уносится прочь подобно ветру.
‒ Тринадцатый идет Вику на пользу, ‒ замечаю я, пока Гейл, трясясь от смеха, хватается за ребра и охает. ‒ Даже щеки появились.
‒ Наконец-то, начал наедаться. Глядишь, и расти начнет.
‒ Точно, ‒ соглашаюсь я и принимаюсь двигать штатив с капельницей в противоположном от кровати Хоторна направлении.
‒ Постой, Мадж. Останься.
‒ Ты не один лежишь в госпитале, ‒ с нажимом говорю я. ‒ Меня ждут другие раненые.
‒ Подождут, ‒ ловкие пальцы крепко обхватывают мое запястье, не позволяя сделать вперед и шагу.
‒ Гейл, пожалуйста, не мучай меня! ‒ почти умоляю, протирая глазами дыру в полу.
‒ А говорила, что простила, ‒ он отбрасывает мою ладонь и отворачивается к стенке, а я замираю, не знаю, как поступить и как объяснить, что простить и забыть ‒ не одно и то же. С одной стороны мне до дрожи в коленях хочется остаться с ним, кормить его бульоном, взбивать подушки и поправлять одеяло. Шрамы, ожоги ‒ какая глупость! Даже если бы Гейл лишился обеих ног и носа, то все равно бы оставался для меня самым красивым мужчиной на свете, но… И этих но слишком много.
Оскар Уайльд писал, что дружба между мужчиной и женщиной не возможна, и если она все-таки случилась, то один из них либо уже влюблен, либо влюбится в другого в скором времени. Удивительные и чертовски правдивые слова. Мне всегда будет мало дружбы с Гейлом, но ставить на то, что она перерастет в нечто большее, я не намерена. Слишком страшно… Страшно за нас обоих.
‒ Мисс Андерси, ‒ слышу я тихий голос главного хирурга, ‒ Генри Миллс ждет Вас уже четверть часа.
‒ Иду, ‒ спохватываюсь и пулей бегу к напарнику Гейла в битве за Капитолий.
Пытаясь занять себя рутинной работой, связанной с мытьем полов, раздачей обедов и присмотром за больными, я пытаюсь сбросить с себя невеселые мысли о том, как дальше вести себя с Хоторном. Все так непросто, и я вообще не понимаю, какую позицию он решил избрать при выстраивании контактов со мной. Сама же учусь жить одна, специально начиная новое дело перед приемом пищи, чтобы прийти в столовую одной из последних. Детвора обычно пытается меня дождаться, но голод берет свое, да и миссис Хоторн тоже особо их не поощряет засиживаться за тарелками: нужно освобождать место другим, к тому же и ей самой хочется побыть подольше с пока еще лежащим в больничном крыле сыном. Я прихожу в спальню, когда строгая, высокая и худощавая женщина спит, прижав к себе малышку Пози, а встать и уйти пытаюсь еще до официального подъема. Наверное, бегать от них – настоящее ребячество, но так лучше, потому что скоро наши пути разойдутся, и мне, так или иначе, придется жить собственной одинокой жизнью. Однако из госпиталя я никуда деться не могу, и хуже всего то, что я испытываю сладчайшее удовольствие от того, что ухаживаю за Гейлом. Мне так хочется быть полезной, нужной и хоть чуточку важной для него, а он… он улыбается мне все более ласковой улыбкой.
‒ А потом?‒ тихий шепот Пита застает меня врасплох, заставляя вырваться из круговорота своих внутренних противоречий.
‒ А потом, ‒ голос Китнисс дрожит, она тщательно подбирает слова. Муж не торопит ее и, помогая собраться с мыслями, сжимает ее тонкие пальчики. ‒ Потом ты бросил мне этот хлеб. Теплый, свежий, вкусный, а назавтра пришел в школу с синяком во все лицо. А знаешь, что это значило? Что ты, пожертвовав собой, спас меня и Прим, и маму, ‒ из правого глаза моей бывшей подруги выкатывается слезинка, Мелларк подбирает ее большим пальцем.