– Возьмите, – наконец, мямлит он.
– Мистер Мелларк, – стараюсь говорить самым добрым и ласковым голосом, – я просила положить шесть пирожных, а Вы завернули только четыре.
– Ах, простите, пожалуйста, – он, краснея, докладывает недостающее лакомство и, отсчитав сдачу, отдает мне.
– А теперь дали слишком много денег, – возвращаю ему несколько звенящих монет, а он колотит себя по лбу, ругая за невнимательность. Бедный, бедный отец Пита! Вряд ли он может думать о чем-то другом кроме сына. Глаза совершенно пустые, а выражение лица как у человека, горящего заживо. Еще немного и закричит от страха и боли, которые сдавливает его сердце. Я просто обязана хоть как-то поддержать его. – Мистер Мелларк, – шепчу ему в самое ухо, заставляя посмотреть на меня. – Пит молодец! Он справится, он очень умный и сильный. Занял второе место в чемпионате по борьбе в школе, да и тяжелые мешки с мукой сделали свое дело. Не списывайте его со счетов раньше времени.
– Конечно, конечно, – отвечает пожилой пекарь, и его глаза наполняются слезами. – Только вот там дочка Эвердинов.
Да, Китнисс тоже там, и эту мысль можно понять двояко. Уже собираюсь было открыть рот, чтобы спросить, что именно он имеет в виду, но над дверью звенит колокольчик, и я замечаю, как смуглая, темноволосая девочка с двумя тугими косичками до плеч, словно ураган влетает в пекарню.
– Пиложенки, – лепечет она. – Класные, лозовые, сладкиеее!!!
На вид ей не больше четырех; маленькая, складная и подвижная, она одета в залатанное коричневое платьице, которое лишь слегка прикрывает ее худые, разбитые коленки. Остренькое миловидное личико и огромные выразительные глаза стального цвета, которые не отрывают мечтательного взгляда от разрисованных глазированных тортов, кажутся мне удивительно знакомыми.
– Этот самый-самый!!! – лепечет девчушка, кружась около витрины и приложив указательный палец к губам, а я ловлю себя на мысли о том, что до боли в сердце хочу, чтобы моя рожденная через несколько лет дочка была похожа на нее. Перевожу взгляд на поникшего хозяина хлебной лавки, но тот и не думает прогонять ребенка прочь, у которого, наверняка, нет денег, и непонятно куда делись родители. Сегодня Метью Мелларк, пожалуй бы, все отдал за бесценок, да только его строгая жена глаз не сводит с девочки и витрины со сладостями.
‒ Много, много лозочек с клемом, ‒ продолжает напевать малышка, улыбаясь и качая головой, а я понимаю, что глазированные пирожные являются ее самой заветной мечтой. Мечтой, которая для девочки из Шлака, просто не осуществима. Дай Бог, чтобы семье хватило денег на хлеб и мыло, какие там сладости. И в этом мы с ней схожи: обе желаем того, что нам получить невозможно. Только вот мне любовь Гейла Хоторна даже за все деньги Капитолия не обрести, а ее «коврижки» – непозволительная роскошь для бедняков, лежат за стеклом всего в паре сантиметров от мечтательницы и для дочки мэра стоят бессовестно мало.
‒ Дайте еще два пирожных, ‒ говорю я и натыкаюсь на презрительный взгляд миссис Мелларк. Лакомство в одно мгновение укладывается в картонную коробочку, и я протягиваю ее смуглому ангелу. ‒ Держи, это для тебя.
‒ Мне? ‒ огромные выразительные глаза становятся еще больше, девочка, словно не верит такой щедрости с моей стороны, и старательно пытается найти подвох.
‒ Как тебя зовут? ‒ как можно приветливее спрашиваю я.
‒ Пози. Пози Хотолн, ‒ мое сердце падает вниз.
‒ Возьми, пожалуйста. Они свежие и очень вкусные.
Девочка недоверчиво протягивает маленькую ручонку к коробке, но как только последняя оказывается у нее, тут же засовывает себе в рот одно пирожное за другим и при этом радостно причмокивает. Глядя на нее, я забываю обо всем на свете: в ее глазах столько счастья и какая-то совершенно сумасшедшая благодарность, как будто вместе с этими пирожными я подарила ей целый мир. Блаженное чувство гордости за свой поступок наполняет мою душу упоением: здорово, что я помогла исполниться хоть чьей-то мечте.
Печальная трель колокольчика, оповещающая хозяев пекарни о том, что к ним пришел покупатель, заставляет меня обернуться. Серые, слегка прищуренные, так похожие на девочкины глаза встречаются с моими. Сердце начинает учащенно биться, жуткий холод пронизывает каждую клеточку тела, из легких испаряется весь воздух, и я почти теряю равновесие.
‒ Пози! Я тысячу раз говорил тебе не отходить от меня ни на шаг! ‒ говорит он резким голосом, обращаясь к малышке. Кажется, он рассержен и испуган одновременно. ‒ Я торговался с мясником, а ты опять убежала. Хорошо, что Том подсказал, что ты пошла в пекарню и… ‒ он вдруг замечает ее руки и подбородок, перепачканные в сливочном креме и картонную коробку, валяющуюся на полу. ‒ Зачем? ‒ нотки недовольства в одно мгновение превращаются в ураган бешенства. ‒ Зачем? ‒ он подходит к прилавку и почти кричит на ничего непонимающего пожилого пекаря. ‒ Мне и за месяц за них не расплатиться. Сколько? Сколько они стоят? ‒ он с необычной злостью и нервозностью трясущимися руками выворачивает карманы, доставая оттуда ржавые медяки.
Мистер Мелларк лишь качает головой и усиленно отнекивается.
‒ Не должен. Ничего.
‒ Это я. Я купила, ‒ говорю быстрым, задыхающимся голосом и делаю шаг на встречу к нему. ‒ Пусть хотя бы ее мечта осуществится.
‒ Мечта? И что теперь? ‒ испепеляющий и непонимающий взгляд пронизывает меня насквозь, отчего мне становится ужасно не по себе. ‒ Зачем ты взяла? ‒ новые слова раздражения и явный укор летят в сторону Пози. Еще чуть-чуть и он начнет ее трясти за плечи прямо при мне.
‒ Ничего, ‒ чувствую, что краснею. ‒ Она ни в чем не виновата. Пирожные ‒ это мелочь, ‒ все равно я правильно сделала. Не ради его внимания, а чтобы принести в жизнь малышки, которая, испугавшись гнева старшего брата, прижалась к стене и дрожит от страха, хоть немного радости. ‒ До свидания, Мистер Мелларк! Спасибо за хлеб и сладости! ‒ подхватываю сумку и вихрем уношусь из пекарни на улицу, но сильная, огрубевшая ладонь успевает схватить меня за руку и остановить у самых дверей..
‒ Не спеши уходить. Я провожу тебя до дому и помогу донести продукты. Сумка у тебя большая, видно, ты не только в пекарне была. Обменяю хлеб на кроликов, и пойдем. ‒ Сердце в груди делает тройное сальто, а щекам становится невыносимо жарко. О таком я даже мечтать не смела! Как во сне возвращаюсь в помещение и, изо всех сил стараясь не улыбаться, жду, когда мой любимый Охотник решит свои дела.
‒ Три буханки, ‒ без всякой интонации в голосе чеканит Гейл, глядя не на продавца, а куда-то в сторону.
‒ Ты ведь пойдешь к Эли… к миссис Эвердин? ‒ вкрадчиво спрашивает мистер Мелларк и, получив сухой кивок в ответ, продолжает, ‒ Возьми вот это для Примроуз, ‒ протягивает тщательно упакованный пакет.
‒ Спасибо. Китнисс бы оценила. До свидания.
Отец Пита кротко кивает ему и уходит в подсобку, а Гейл, повернувшись к выходу, ловко открывает дверь, пропуская повеселевшую Пози вперед, ухватив ее маленькие пальчики левой рукой, а правой к своей поклаже добавляет мою сумку. Похоже, минутная вспышка гнева закончилась, когда Гейл понял, что может вернуть мне долг, а потому он быстро простил сестру.
Несколько минут мы идем молча, но на середине пути малышка начинает капризничать и проситься на руки, и тогда Гейлу приходиться посадить ее к себе на плечи и занять сумками обе руки. Мы идем неспешным шагом, и я украдкой рассматриваю его точеный профиль и любуясь разрезом глаз… Красивый, сильный и стройный, с густыми темными, слегка спадающими на лоб волосами и правильными чертами лица, он напоминает мне древнегреческого Бога Аполлона, а сидящая на его плечах маленькая сестренка придает его суровому облику удивительную нежность, которая неожиданно наводит меня на совершенно безрассудную мысль. Через несколько лет Гейл Хоторн мог бы стать самым заботливым отцом в мире для девочки со смуглой кожей и зелеными глазами…