‒ Все было хорошо до этой минуты, и давно они так?
‒ Я их гоняю.
‒ Плохо гоняешь!
Вечером того же дня
‒ Ты видела, в какой юбке ходит твоя начальница? И волосы не стоит распускать, это по технике безопасности не принято, ‒ кричит Гейл, а мне не только не совестно, но еще и радостно.
‒ Ага, а еще ей стоит носить паранджу, ‒ замечает Вик, жуя бутерброд с маслом.
‒ Значит, Марселл принес покушать, ‒ Пози загибает один пальчик. ‒ Джон починил валик, ‒ второй, ‒ а Дик подарил цветы, ‒ третий, ‒ А ты что сделал?
Лицо Гейла багровеет, а челюсть отвисает до самых ключиц.
День шестьдесят третий
‒ Кроме Вас, мисс Андерси, это сделать некому! Вы лучший секретарь! ‒ майор Эванс почти плачет, передавая мне рукописные листы. ‒ Всего двенадцать отчетов.
День семьдесят второй
‒ Она меня ненавидит, Гейл! Ненавидит, ‒ прячу лицо на его груди, доедая остывший ужин. Часы показывают половину одиннадцатого, а я пришла домой только пятнадцать минут назад. Гейл прождал меня в приемной полтора часа. За окном уже зима ‒ темнеет рано, и мой любимый не позволяет мне так поздно бродить по улицам. Какое счастье, что «заданий с проверкой» становится все меньше и меньше! ‒ Я напечатала и разнесла сегодня 32 отчета. Даже Флора делает двадцать пять.
‒ Ты просто устала. В понедельник взглянешь на все по-другому.
‒ Нет, ‒ качаю головой. Сон и усталость одолевают меня, и мне не хочется спорить.
‒ Я поговорю с ней! ‒ чувствую его руку на своей талии, а губы на шее.
‒ Не нужно, ‒ наверняка, она мстит мне за то, что я отшила Марвелла, а Гейл чуть было не спустил его с лестницы.
‒ Ладно, уже поздно. Идем спать, ‒ любимые руки подхватывают меня как ребенка под колени и несут в сторону спальни. Глаза закрываются, едва моя голова касается подушки.
========== “Джейн Эйр” ==========
День пятидесятый
‒ Внимание, семья, ‒ говорит Гейл и, не разуваясь, ступает на коврик. ‒ Через месяц ‒ 20 ноября идем в театр, ‒ сверкая, как серебряная монета, достает из кармана шесть желто-черных бумажек, исписанных мелкими красными буковками. ‒ На спектакль «Джейн Эйр».
‒ Театр, театр! ‒ Пози начинает юлой кружиться вокруг брата, пытаясь отобрать у него билеты, но тот словно специально поднимает их все выше и выше к потолку, отчего девочка из юркой юлы превращается в гуттаперчевый мячик. Миссис Хоторн протягивает руку, и Гейл тут же отдает ей бумажки. Вопли ликующей Пози начинают раздаваться с колен матери. ‒ Мама, мама, а что такое театр? Там ведь не делают уколы?
‒ Театр ‒ это лучше, чем кино, только актеры играют на сцене, ‒ объясняю я, рассматривая глянцевую поверхность билетов, лучше всякой печки греющих мою душу. «Джейн Эйр»… Гейл помнит. ‒ Действие происходит вживую.
‒ «Джейн Эйр», ‒ моя соседка по комнате проводит рукой по маняще гладкой бумаге, ‒ интересно, о чем это?
‒ Да как всегда, ‒ слышится хрипловатый, как будто простуженный голос Рори. ‒ Она любила его, а он любил другую, которая была влюблена в третьего, ну, или четвертого, ‒ ломка голоса началась около месяца назад, поэтому последние четыре недели у среднего Хоторна «вечная ангина». Хотя после таких речей я понимаю, что ломается у паренька не только голос. ‒ В общем, скучно ‒ не пойду!
‒ С чего это? ‒ мать поднимает брови.
‒ Это пятница. Через десять дней должна приехать Прим. Я буду показывать ей дистрикт.
‒ Прим приезжает! ‒ Пози начинает хлопать в ладоши так громко, что оглушает всех на добрые секунд десять.
‒ Прим едет во второй учиться на врача, ‒ гордо заявляет Рори, и в комнате на одну сияющую серебром монету становится больше.
‒ И давно ты знаешь? ‒ строго спрашивает Гейл, и в его глазах начинают плясать знакомые мне бесенята.
‒ Пару дней, ‒ Рори хлопает себя по нагрудному карману, не удивлюсь, если там обнаружится письмо.
‒ Ну, что ж, Прим мы всегда рады, ‒ подытоживает миссис Хоторн. ‒ Пойдем ужинать.
Курица в пряном соусе и новомодный салат с огурцом и колбасой удаются на славу. Пальчики оближешь! Интересно, сколько лет нужно простоять у плиты, чтобы научиться так готовить?
‒ Вик, убери книгу и поешь нормально!
‒ Я уже доел!
‒ Ты еще не пил кефир! И если прольешь его снова, то затирать будешь сам!
‒ Пози ‒ забияка, а я его не проливал!
‒ Мама, он не дает мне спать по ночам, читая дурацкие книжки.
‒ Да ты сам не спишь. Под одеялом строчишь письма Прим: видел я свет от фонарика.
‒ И почему меня раньше это не напрягало? ‒ Гейл вытирает лоб тыльной стороной ладони. ‒ Надо было оставить вас в Двенадцатом!
‒ И чтобы ты без нас делал? С нами-то веселее, ‒ Пози тянется к брату и опрокидывает блюдце с вареньем. ‒ Ты знаешь, мамочка, я, пожалуй, пойду спать! ‒ секунда, и темноволосых косичек и красного платья в горошек даже за углом не видно.
‒ И я. Начитаюсь в комнате, чтобы ночью Рори не мешать.
‒ А мне еще уроки делать.
Я и миссис Хоторн заливаемся смехом, Гейл то ли от усталости, то ли от бессилия прикрывает глаза.
‒ Я уберу со стола и застираю скатерть, отдохните, миссис Хоторн. Ужин был превосходным.
‒ Они любят тебя, ‒ высокая худощавая женщина с проседью в темных волосах посылает мне благодарную улыбку и касается руки Гейла. ‒ Они знают, как много ты для них сделал и продолжаешь делать. Ты для них больше, чем старший брат!
‒ Я вижу, но иногда они страшно бесят! Однако я рад, что у них есть детство. До революции они были другими.
‒ Ты подарил им другую жизнь. Жизнь без больного урчания в желудке, ‒ она проводит рукой по волосам сына, я замечаю в глазах блеснувшие слезы. ‒ Я каждый день благодарю Бога за то, что ТЫ мой сын. Я воспитала достойного человека. Мужчину, отвечающего за свои слова и поступки и готового на все ради своей семьи.
‒ Спасибо, мама, ‒ Гейл целует ее в щеку. ‒ Иди спать. Мы справимся сами.
‒ Спокойной ночи, сынок, ‒ многозначительный взгляд на меня. ‒ Не задерживайся, дочка. Тебе тоже завтра вставать ни свет ни заря.
‒ Хорошо, ‒ улыбаюсь ей и принимаюсь за тарелки. Гейл активно намыливает их в раковине. Вдвоем дело спорится. Шесть белоснежных досуха вытертых тарелок отправляются в шкаф. Курица и салат ‒ в холодильник. Берусь за скатерть, но ловкая рука останавливает меня и, схватив за запястье прижимает к груди, будто хочет закружить в вальсе.
‒ Как прошел день?
‒ Ничего. Кажется, я привыкаю. Сегодня мегеры Эванс не было, поэтому…
‒ Я соскучился.
‒ Гейл, ‒ натренированные на ловушках пальцы правой руки мягко, но крепко продолжают держать мое запястье, а левая в это время легонько, даже слегка боязливо ложится на талию. Сердце ускоряет свой темп, щеки заливает румянец, лицу становится жарко от его дыхания. Теплые губы сливаются с моими, покусывая и дразня их мимоходом. Земля начинает вращаться вокруг своей оси слишком быстро.
‒ Почему ты всегда закрываешь глаза? ‒ спрашивает он, отстраняясь всего на пару сантиметров.
‒ Прости. Постараюсь больше так не делать, ‒ тяну запястье на себя.
‒ Я не сказал, что мне это не нравится. Ты обиделась?
‒ Нет, ‒ опускаю ресницы. ‒ Просто уже поздно. Пора в кровать, ‒ темные соболиные брови летят вверх, а озорная ухмылочка так и поддергивает уголки его губ. Чувствуя, что сморозила глупость, я медленно превращаюсь в только что разрезанный помидор. ‒ Позволь, я застираю скатерть, ‒ слава Богу, хоть не говорит ничего, а то от углубления в эту тему я бы точно расплакалась.
‒ Помочь? ‒ забирает у меня скатерть и аккуратно развешивает ее по батарее, не сводя с меня чарующих глаз. Чувствую, что жую губу. Или уже сжевала. ‒ Ты меня боишься?