Беременна! Моя душа взлетает вверх подобно весенней ласточке, не чувствует пола под ногами и касается ладошками мягких белоснежных облаков, плывущих на встречу. Беременна? А если я опять принимаю желаемое за действительное? Что-то рациональное, маленькое и недоверчивое накидывает на лодыжку моему парящему под небесами духу невидимую веревку и больно тянет вниз, заставляя его вернуться на грешную землю. «Не спеши радоваться, ‒ шепчет тихий, но настойчивый голос чересчур основательного рассудка, ‒ подожди. Еще слишком рано веселиться и рано посвящать в этот секрет Гейла. Вспомни, что было пару месяцев назад». Ступни с треском врезаются в твердое деревянное покрытие, а я печально вспоминаю не так давно произошедшие события.
О, тогда я тоже была уверена. О, как я ликовала! Как мы оба радовались! Гейл кружил меня по комнате с такой скоростью, что даже разбил одну из настольных ламп, стоящих на прикроватной тумбочке. Горячие поцелуи, стоны, ласки, его ранний приход домой на следующий день. Мой муж потратил половину месячной зарплаты на покупку кроватки, коляски, игрушек и распашонок. Он, словно хотел дать авансом нашему ребенку все то, чего был лишен сам. Однако уже через несколько часов моя стопроцентная уверенность растаяла подобно дыму от лесных костров, которые любил устраивать Хоторн в Дистрикте-12. Оказалось, я ошиблась, а моя недельная задержка случилась на почве каких-то там гормональных изменений. Я не могла посмотреть в глаза Гейла: он был расстроен до такой степени, будто у него отобрали что-то насколько важное и нужное, без чего он мог жить лишь с огромным трудом.
‒ Миссис Эвердин, пожалуйста, не говорите пока никому. Мне хочется удостовериться. Узнать наверняка. Сдать кровь в больнице Второго и пройти, ‒ делаю паузу, вспоминая труднопроизносимый термин исследования, который делали Китнисс, когда она ждала ребенка, ‒ проверку ультразвуком.
‒ Не волнуйся, ‒ она слегка прикрывает глаза. ‒ Только ты вправе решать кому и когда открыться.
‒ Спасибо, ‒ обнимаю маму своей подруги и спускаюсь вниз.
На дворе самое начало апреля, но погода стоит просто замечательная. Природа быстро отряхивается от зимней спячки, потому что теплое солнце светит и греет ежедневно. Снег почти весь стаял, а на деревьях распустились первые зеленые почки. Зверьки вылезают из зимних норок, а птицы, улетевшие в южные дистрикты, возвращаются в родные гнезда. И не только птицы… Мы с Гейлом и миссис Хоторн с Виком и Пози приехали на две недели погостить в Двенадцатый. Только сейчас нам удалось получить небольшой отпуск, и мы решили оставить каменную коробку и подышать воздухом хвойного леса.
Сначала наша семья остановилась в небольшом пансионе для приезжих, который располагается недалеко от железнодорожной станции, но уже в первый день пребывания во время праздничного ужина в Деревне Победителей миссис Эвердин переменила нас к себе в дом. Китнисс и Пит поженились, забрали Руту и переехали в особняк по соседству, поэтому подруге моей свекрови стало очень одиноко в последнее время.
Сегодня, вспомнив старые привычки, Гейл и Китнисс ранним утром ушли на охоту, Вик и Пози решили навестить старых друзей по Шлаку, миссис Хоторн отправилась на рынок, а я набралась смелости и попросила хозяйку дома осмотреть меня на предмет беременности.
Совсем недавно часы в гостиной пробили два раза. Скоро Гейл и Китнисс вернуться домой. Преодолеваю последние пять ступенек и замечаю Пита, возящегося в углу с Рутой. Недавно девочка сказала первое слово: «Мама». Думаю, радости Китнисс не было предела. Сейчас Мелларк учит малышку выговаривать и другие слова, но получается пока плохо.
‒ Ну же, Рута, ‒ говорит он ласково, ‒ скажи лам-поч-ка.
‒ Ляля, ‒ причмокивая, говорит та и дергает «учителя» за нос.
‒ Лам-по-чка, ‒ не теряет надежды тот.
‒ Ля-ля, ‒ упорствует девочка.
‒ Доброе утро, Пит, ‒ улыбаюсь я, присаживаясь с ним рядом. ‒ Нелегко, да?
‒ Просто нужно проявлять терпение, ‒ вздыхает он, поднимая на меня глаза. ‒ Что с тобой?
‒ Все в порядке, ‒ становится не по себе, а горький комок, полный желудочной желчи, подкатывает к горлу.
‒ Ты вся светишься.
‒ Я на родине. Рядом друзья и любимый муж.
‒ Только это? ‒ он долго глядит на меня испытывающим взглядом, а потом вдруг подмигивает, точно догадался, в чем дело, и дает понять, что не собирается задавать вопросы.
‒ Ты обнаглел в край, Гейл Хоторн?! ‒ слышится из-за дверей недовольный голос Китнисс. ‒ Этого бобра подстрелила я, какого черта ты забираешь его себе?
‒ Твоя стрела угодила в него, когда веревка от моего капкана затянулась вокруг его лапки. К тому же, я гость, могла бы и уступить из вежливости.
‒ Дистрикт-2 окончательно тебя испортил, ‒ с пеной у рта сообщает она, отворяя двери. ‒ Раньше ты не был таким пронырой.
‒ Как поохотились? ‒ спрашиваю я, делаю несколько шагов в сторону мужа и моментально оказываюсь в кольце его сильных рук. В серых глазах немедленно зажигается хорошо знакомый мне огонь страсти. Чмокаю мужа в гладковыбритую щеку и аккуратно освобождаюсь из крепких объятий. Со стыда сгорю, если сейчас повторится то, что произошло во второй вечер нашего пребывания здесь. Гейл утащил меня на руках наверх прямо после чая. Хеймитч Эбернети до сих пор припоминает мне случившееся ехидной усмешкой.
‒ Неплохо, если не считать, что Китнисс разучилась стрелять и позарилась на мою долю.
‒ Надеюсь, ты вела себя осторожно? ‒ обращается к жене Пит не столько словами, сколько внимательным и обеспокоенным взглядом.
‒ Я никогда не забываю того, о чем ты меня просишь, ‒ улыбка летит в сторону голубоглазаго мужчины, а я начинаю понимать, что у Мелларков тоже есть свой маленький секрет, которым они пока ни с кем не собираются делиться.
‒ Попробуй печенье, ‒ говорит Пит, указывая на желтую тарелку, расписанную синими волнами. ‒ Песочное с земляничным вареньем, ‒ Китнисс отправляет одну из звездочек в рот и протягивает вазочку Гейлу, но тот идет по направлению к Руте, подхватывает ее на руки и подносит высоко к люстре.
‒ Чем занималась, малышка?
Отчего-то мне вспоминается папа: он тоже часто поднимал меня к потолку, я заливалась громким смехом и просила: «Выше! Выше!», ‒ а мама всегда хваталась за сердце. Мне тогда было лет пять, и жизнь не представлялась интересной, если папа не играл со мной в игру «Ой, как высоко». Но сейчас что-то явно идет не так. То ли Рута не привыкла к такому обращению, то ли боится удариться о люстру, потому что Пит, уступающий в росте Гейлу, по меньшей мере, на голову, никогда не поднимал ее так высоко, то ли ей просто не нравится, потому что руки не те. Комнату начинают разрезать дикие вопли плачущего ребенка.
‒ Дай, дай мне ее, Гейл, ‒ Китнисс легко перехватывает девочку и прижимает ее к груди. ‒ Ну, что такое? Все хорошо. Больше не будет высоко и страшно?
‒ Прости, прости, Рута, я не хотел, ‒ мой муж выглядит озадаченным и расстроенным. Он мечется по овальному желто-коричневому ковру, не зная, что делать и чем помочь. Тем временем Рута продолжает орать истошным криком даже на руках у матери, выворачивается, пытаясь укусить ту за плечо и норовя спрыгнуть.
‒ Наверное, ей не нравится запах дыма, ‒ говорит Пит, принимая девочку на руки. Он гладит малышку по голове, и та мгновенно затихает, упершись в его шею.
‒ Пая, папа, ляля, ‒ лепечет она, засовывая в рот кулачок.
‒ Что? ‒ удивленно переспрашивает Китнисс.
‒ Кажется, она попыталась произнести слово «папа», ‒ испуганно и одновременно радостно объясняет ей муж.