– Класиво! – задумчиво произносит Пози, повернув головку влево. Я перевожу взгляд в то место, куда она показывает, и замечаю огромный красочный плакат, натянутый между двух домов, на котором огромными буквами написано: «Сбор средств в помощь трибутам Дистрикта-12: Китнисс Эвердин и Питу Мелларку». Призыв к милосердию жителей города организовала хозяйка столовой Котла – черного рынка в нашем дистрикте. Сальная Сэй всегда хорошо относилась к Китнисс и не могла не попытаться помочь ей.
–Кискисс, – доносится до меня унылый шепот моего компаньона, и я вижу, как внешняя жесткость Гейла пропадает одним махом. Он прикрывает глаза и отворачивает голову прочь от плаката… Боль, трепет, страх, волнение и растерянность на его лице, все сжимающие души эмоции переплетаются и смешиваются в одно чувство ‒ осознание собственной бесполезности. Он ничем не может помочь, ну, или почти ничем, и это разрывает его сущность на куски, заставляя страдать и гореть в огне внутренних переживаний и противоречий.
‒ Китнисс, ‒ начинаю было я, но слова застревают в горле, а на глазах выступают слезы. – Гейл, Китнисс вернется. Она все вынесет. Она пережила вчерашнюю Бойню, добыла рюкзак и нож. Впрочем, ты и сам все видел.
– Не видел, – его голос звучит хрипло и тихо. – Я решил не смотреть новый сезон.
– Не смотреть? – я не верю своим ушам, и чувствую, как мои брови ползут вверх.
– Да! – присущая ему жесткость вновь возвращается в прежнее русло. Видимо, он сумел взять себя в руки и снова разозлиться на меня. – Не смотрю Голодные Игры, перелажу через ограду, хожу в лес и занимаюсь браконьерством. Пойди, нажалуйся на меня миротворцам!
– Я бы никогда так не поступила, – чувствую, как предательская слезинка выкатывается из правого глаза к подбородку. Лет восемь назад я упала с березы в нашем саду и сильно ободрала кожу на коленях и спине, даже тогда не было так больно, как сейчас. Что же я ему такое сделала?
– Но я знаю, что было. Мама и братья мне рассказали, едва я вернулся домой.
– Здорово, – тихо отвечаю я, глядя себе под ноги.
‒ Да еще этот сын пекаря, – продолжает Гейл, словно и не слышал моих слов. – Он на все готов, понимаешь, на все!
– Пит?
– Да Пит! – он повышает голос. – Связался с профи. Придумал какую-то чертову любовь, лишь бы привлечь к себе внимание. Но ты, конечно, от него без ума. Слащавый, добрый и пушистый. Такие девчонкам нравятся.
Еле сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться прямо посреди улицы. Знал бы он, знал бы… И откуда, такая ненависть к Питу? Конечно, он соперник Китнисс, за которую так боится Гейл, но все же Мелларк не из тех, кто идет по головам.
– Мы не знаем, почему Пит заключил союз с профи, лично мне показалось, что он уводит их от следов Китнисс, может быть, он с ней договорился. И почему ты думаешь, что его слова на интервью – всего лишь уловка. Возможно, он так ей помогает.
– Помогает? – его лицо краснеет от гнева, а в глазах загорается такая дикая злоба, что мне становится страшно. – Кто на этих чертовых состязаниях будет кому помогать? Каждый за себя! Союзники – до первого удара в спину.
– Помогает!– сама не замечая как, я тоже начинаю кричать, от чего вызываю у него удивление, и его запал начинает стихать. – Потому что он ее, правда, любит! Давно любит! Кто знает, может, он просто хочет, чтобы она знала, потому что и вовсе в себя не верит, и прикладывает все силы, чтобы ее спасти! Потому что, потому… – мне не хватает слов, и я начинаю кашлять, а в голове, как раненая птица в окно, бьется одна мысль: «И я бы все сделала для тебя, окажись мы на этой арене вместе».
– Любит? – недоверие так и сквозит в тихом голосе. – А ты почем знаешь? Китнисс сказала?
– Нет, сама поняла! – огрызаюсь я. – Не замечал, как он на нее смотрел даже на сцене.
– Не замечал, – дикая тоска так и плещется в серых озерах. – А Китнисс знает?
– Китнисс недосуг, как и всем, кто кормит семью в столь юном возрасте.
– Ну, даже если любит, зачем трубить об этом на весь Панем? Когда любишь по-настоящему, и один на один бывает сказать трудно, а иногда бывает слишком поздно.
– Бывает трудно и наедине, – соглашаюсь я и подытоживаю еле слышно. – Значит, это был его последний шанс, – он молчит, а я продолжаю. – Знаешь, Гейл, Китнисс – тоже моя подруга, и я переживаю за нее не меньше твоего.
– Спасибо, – с чувством произносит он и вдруг дарит мне ласковую улыбку; хмурое лицо мгновенно преображается и становится добрым и приветливым. – За Китнисс и за пирожные, Пози ведь их ни разу в жизни не пробовала.
‒ А ты?
– Я очень давно еще, когда Рори не было, так что успел забыть вкус сладкого.
– Тогда заходи ко мне как-нибудь, я угощу тебя пирожными.
– Посмотрим, – по–мальчишески хорохорится он, проведя рукой по волосам. – Завтра я выхожу в шахты, наконец-то, смогу зарабатывать. Деньги сейчас особенно не помешают.
– Тогда до встречи, – шепчу я, забирая сумку с продуктами, потому что уже касаюсь спиной дверей собственного дома.
– Пока, Мадж, – прощается он и уходит, а у меня в ту же секунду подкашиваются ноги, и я опускаюсь на каменный пол, прислонившись спиной к дверям.
– Долго ты, – слышу я взволнованный голос Мэри. – Утомилась?
– Нет, просто я сегодня купила пирожные со вкусом счастья.
Комментарий к Пирожные со вкусом счастья
Эта глава мне нравится куда больше, да и эмоции в ней куда сильнее.
========== Слепая вера и сомнения ==========
‒ Китнисс, Китнисс, ‒ шепчет Пит едва различимым человеческому уху голосом. ‒ Китнисс! ‒ он тяжело ранен, бредит, не ест уже несколько дней, потерял много крови, лежит в жидкой грязи и совершенно один…
‒ Жалко парня, ‒ вздыхает Мэри, протирая пушистым белым полотенцем с кистями расписную посуду из голубого фарфора. ‒ Не жилец.
‒ Почему Эбернети ничего не присылает ему? ‒ возмущаюсь я и с такой злобой ставлю чашку на дубовый стол, что от нее откалывается кусочек и падает на пол. Однако мне нисколько не стыдно за свою вспыльчивость. Дикая досада, негодование и неудовлетворенное чувство справедливости так и клокочут внутри меня. ‒ Ведь Дистрикт-12 собрал неплохие пожертвования. Мама разрешила продать большую часть ее драгоценностей, люди из Шлака несли последнее, и городские, я видела, они тоже приносили деньги. Почему наш ментор не отослал ему лекарств?
‒ Эх, девочка, ‒ качает головой наша старая служанка. ‒ Ты ведь не знаешь, сколько стоят эти лекарства, и сколько денег ушло на мазь против ожогов для Китнисс. Да и большая часть всех пожертвований была собрана для нее. Так что, обижайся ‒ не обижайся, а этому мальчику только чудо теперь поможет, ‒ она оставляет посуду и садится рядом со мной. ‒ А жаль. Он неплохой, и, кажется, действительно ее любит. Мог бы ведь убить, а заставил идти, прятаться, спасаться. Ввязался в драку с этим Катоном из-за нее, а теперь вот в грязи умирает. Вот тебе и плата за любовь и доброту! ‒ старушка отворачивается и встает. Похоже, она вытирает слезы, но не хочет, чтобы я видела. Мэри знает куда больше, чем я: и про деньги, и про лекарства с едой. Ее сыновья погибли на играх: Хеймич Эбернети не смог их спасти, не смог или не захотел.
‒ Ладно, Мэри, до завтра. Я посижу с мамой перед сном, а ты останься сегодня у нас. Поздно уже.
‒ Спокойной ночи, Мадж, ‒ улыбается мне сочувствующей улыбкой пожилая женщина.