Выбрать главу

Досаднее всего прочего, являлось искреннее желание прибывших, как вполне привычное дело, сделать и его прямым соучастником преступления.

Свое он уже отсидел и хорошо запомнил все сопутствующие отсидке прелести. Тем более, что выйти тогда раньше времени на волю, в его случае стоило больших денег.

Такой беспардонной наглости очень хотелось противостоять. По нашему, по-джентльменски — легко и элегантно. Но бурливший алексеевский гнев, основательно замешанный на сибирско-татарских бунтарских традициях его предков, не позволял придумать что-то весомое и достойное. Скопившемуся негодованию необходимо было срочно найти выход. В его годы, ходить с таким грузом, было просто опасно для здоровья.

* * *

Он ослабил воротничок шелковой пижамы и тяжело засопел. Любимая жена Анна Павловна понимающе вздохнула.

Дело не терпело отлагательства на потом. Да и по правде сказать, было боязно.

«Что эти бандиты, придумают в ближайшее время? Как они себя поведут? Неизвестно. Совсем скверно, когда один придерживается общепринятых правил ведения поединка, а второй их игнорирует. Предпочитая оставаться на позициях: «Цель оправдывает средства.» Чего от этих уродов можно будет ждать уже завтра? Неизвестность и ожидание, это проклятие рода человеческого».

Он одернул себя: «Только без излишней патетики».

Необходима была коллективная мозговая атака на решение создавшейся непростой ситуации.

Как уже бывало в подобных ситуациях, основными советчиками могли быть только близкие люди. Поэтому он связался со своим сыном, а жена, она всегда рядом, всегда на месте.

* * *

Чай остыл, булка зачерствела, утренняя газета осталась лежать не прочитанной. Да, что газета? Ширинка на пижаме и та, по забывчивости была расстегнута.

Безрадостная картина…

Однако, не до еды сейчас.

Беда постучала в наш дом… Пора супостата идти воевать, а не кофе-чаи гонять.

ГЛАВА 18

Все честь по чести, комар носа не подточит.

Согласно всем правилам оперативной работы, вызвал меня навстречу мой непосредственный координатор, верный старший товарищ и номинальный начальник — полковник Курдупель. Тоже… Тот еще — яркий представитель темных сил…

Прибыл по известному многим адресу. Доложил, что такой-то такой, явился сполнять подрывное ремесло, али другую какую оказию… Хозяин только покехекал от удовольствия, безошибочно признав во мне своего собутыльника…

У меня сложилось твердое мнение, что у него даже служебного кабинета никогда не было. Возможно, он был просто ему не нужен.

Сидит себе на даче и в ус не дует, по поводу того, что где-то на тучных нивах ЦРУ в Ленгли, сидят занятые люди и ломают себе голову разными кроссвордообразными каверзными вопросами о его существовании в таких условиях.

А Курдупель в этот момент, в каком-то немыслимом малахае, явно снятом с чучела, с вилами наперевес бродит по участку в поисках колорадских жуков… Поливает разведенным, жидким дерьмом помидоры и делает вид, что всю жизнь, буквально с самого рождения, сидит на пенсии и больше его абсолютно ничто не интересует, а разные просители-посетители, всевозможные министерские машины, как правило прибывающие под завывание сирен и проблеск мигалок, это юннаты, приезжающие обмениваться опытом и выпить пахучего самогона собственного изготовления.

Самогон, скажу прямо, великолепен. Многие считают, что хлебное вино, домашнего изготовления, это напиток грубый, напиток бездушный. Якобы, примешь его вовнутрь и тянет в депрессию, а потом и на насилие. Ответственно заявляю, ложь и подлые инсинуации, рожденные нашими врагами. Прости, господи, за такие слова.

Когда после жуткой, героиновой эпопеи мне пришлось у него на сотках отлеживаться и заодно лечиться… Вот тогда-то сподобился я с этим напитком очень хорошо познакомиться и даже подружиться.

Что вы? Разнообразие и выбор богатейший. И на лесных ягодах, и на березовом грибе, и на дубовой почке настоянном, и даже, лично для меня, на мухоморах. С последним, конечно, дозы были микроскопические, а результат? Да, что говорить? Все нормально. Только с женским полом активно не могу дружить, а во всем остальном великолепно.

Полковник, после моих хлипких причитаний и стыдливых жалоб на отсутствие привычной мощи в штанах, пообещал помочь. Говорит, есть, какой-то, им самим выращенный корень… И если мне правильно… В полночь… В нужное место… Дать им попользоваться. Говорит, что у мертвых, все это хозяйство, колом встает… Божиться, что сам проверял. А кому, если не ему, еще верить?

* * *

Воспоминания о самогоне отвлекли от сути разговора.

Зачем-то я ему понадобился? Не просто же переться, почти двое суток трястись по дорогам, чтобы он погладил меня по голове и спросил: «Как дела, Леша? Как успехи в школе?» Я думаю, что нет. Какое-то дело у него до меня было.

Вызвал он меня на свои сотки. Я и приехал. Гостинец привез, полиэтиленовую упаковку долларов. Он, как увидел, так прямо и расцвел. Правда, сперва погладил меня по голове и спросил: «Как дела, Леша? Как успехи в школе?»

Пришлось мне увясть. Он, не обращая внимание на мое исказившееся страданиями лицо, говорит:

«Вот спасибо! Не забыл старика, низкий поклон тебе, добрый молодец! Куплю внучатам гостинцев, а себе: новые кеды, годовую подписку на газету «Правда» и лопату… — насчет лопаты пояснил. — Чтобы было чем, по заветом «Никиты-Кукурузного» закопать гидру империализма.»

Мне говорят, а я — наивный, плачу.

Границу подобных, внечеловеческих планов, вдумчивый и эрудированный человек, пересечь и не пытается, все равно не осилит, не одолеет.

Курдупель отечески посмотрел на меня и также попытался с сухой, дубленной щеки смахнуть скупую мужскую слезу. Тер, тер что-то задымилась, но слеза не появилась, не набежала. Он досадливо хекнул и перестал. Юморист.

Взвешивая в руке, как бы на вес полученный брикет, только и спросил: «Откуда?»

Пришлось честно ответить: «Трофеи захвачены в бою, с превосходящим силу противником. Все честно, бумажки правильные, американские. С их же подписью и печатью…»

* * *

Смотрел я на него, растерянного, стоящего с большой суммой денег в одной руке и все больше убеждался в том, что денежки с портретом заокеанского президента, мой друг и учитель, вряд ли побежит сдавать по акту и под расписку в финчасть родного управления.

Прибирая упаковку в подпол, Курдупель прочитал на моем лице торжество сомнения по поводу этого заурядного поступка. Еще раз внимательно глянул на меня и сухо, чтобы больше к этому не возвращаться проронил: «Правильно, Леша думаешь.»

Перед обедом, кстати, мы его сами и готовили, хозяин дачи ввел меня в курс дела. В общих чертах я понял, чего от меня хотят высокопоставленники, и выслушал его рекомендации по поводу всего происходящего…

«Принимать решение тебе, а подумать можем вместе.»

Это у него, после каждого исполненного «куплета», был такой необычный припев.

В конце своей долгой речи, взмахнув импровизированной дирижерской палочкой, он провозгласил: «Так, все, на этом остановимся и подведем черту… Если мозги позволят, продолжим позже… После священнодействия».

* * *

Пиршество богов, включало в себя, все то огромное разнообразие и наполнение, которое может дать скромный приусадебный участок сорока соток, небольшая пенсия и гонорары за услуги консультанта.

Нам обоим пришлось основательно упереться, а как же? Хочешь вкусно кушать, надо стараться. Кухарок нет, они заняты управлением государством, поэтому всё сами.

Зато, когда приготовление закончилось, перед взорами изумленной и несколько ошалевшей публики, предстала картина из красивого сна, только здесь все было настоящее. Это настоящее включало в себя следующее великолепие:

Окрошка с островками мелко нарезанного, разнообразного мяса и щедро засыпанная свежайшим зеленцом, только что сорванным с грядки. Опять же, чугунок картошечки, горячей и разваристой недотроги. Кольцо копченной, на специально приготовленных ольховых опилках, домашней колбаски и чуть рыжеватое, одуряюще вкусно пахнущее коричневое сало из той же коптильни. Огромные ломти хлеба, соленные огурцы и моченные яблоки. Петрушка, укроп, листья салата и горчицы…