Но не помогло. Вид испачканной мать-сырой-земли облегчения не принесло… Хотя трава тут же пожухла и пожелтела.
Мысли все время возвращаюсь к случившемуся.
Как же они, суки подколодные, меня со всех сторон обложили. Ведь улицу спокойно не дадут перейти, обязательно из гранатомета шмальнут, подляну устроят.
Взрывное устройство было установлено сегодня ночью, иначе, когда с Жоркой чинили машину, монтировали этот конструктор «Сделай сам», бомбу должны были увидеть и обезвредить.
Точно. Подложили, когда мы с ним почивали в копенке.
Следовательно, каждый шаг контролируется. Хорошо, что я вовремя отправил Аллу с дочкой подальше от себя. Хоть за них спокойнее.
После этих мыслей, голова вообще стала раскалываться от боли (как будто знак какой)… А ею думать надо, принимать правильные решения…
И куды хрестьянину податься?
Так, к матери пробираться нельзя, там своих проблем выше всяческих пределов. Надо будет обязательно, позвонить и предупредить ее о том, что визит откладывается. К генералу Натоптышу, под огонь полковой артиллерии, тем более. Кроме упреков и громовых разносов, там вообще ничего не добьешься. Опять же следует помнить, что мы оба, как бы уже давно за пределами службы…
Тогда куда?
Одна дорога… Туточки… Недалечко. Пару сотен верст и, я в холе и неге — на перине, у Курдупеля на знакомой даче.
ГЛАВА 58
Обычно я не притягиваю к себе неприятности, но уж коли наступила полоса, они сами липнут ко мне и множатся невообразимо, как блохи на бродячей собаке. Но, как говориться: то тебе, вместо мусора находить клад с разными дорогими безделушками, то тебе ходить голодным по родным, бескрайним просторам страны необъятной.
Плелся по дороге, вислоухий романтик с грустными глазами и почему-то ему было не весело. Ласковое утро не радовало, солнце раздражало… Болела голова и улыбаться, только от того, что жизнь продолжается, совсем не хотелось.
После меня вновь вырвало, какой-то зеленой тиной, едкой и тягучей.
Контузия дело нешуточное. Я вспомнил подробности взрыва. Это еще хорошо, что в салоне машины все окна были открыты настежь. Взрывная волна, прежде чем оглоушить меня, частично вырвалась на волю. Если бы не окна, получился бы «эффект маленькой и глупой головы в большом барабане». Кому не терпится попробовать стать глухим, может рискнуть вложить в голову в большой барабан и пусть кто-нибудь из недоброжелателей в него стукнет…
Двигаться дальше сил не было. Мутная сетка перед глазами, взгляд туманится и тускнеет. Зашел в лесок. Подложил душистую кочку под голову и лег отдохнуть. Как в прорубь провалился, ни ощущений, ни укусов кровососущей мошкары… На смерть.
Когда проснулся, даже правильнее, пришел в себя, солнце было с другой стороны. Нестерпимо хотелось пить. Пришлось подняться и тронуться на поиски воды.
Добрался до мосточка, под ним ручей. Как мог, стал принюхиваться к живительному источнику… С таким же успехом и результатом, мог дышать и у керосиновой лавки… Ноздри ничего не чувствуют. Тем не менее, вроде, вода нормальная. Набрал в ладони, ополоснул рот… С видом знатока-гурмана почмокал… Судя по всему, вытекает из местных лесных родников, а не из свиноводческой фермы. Еще почмокал. Точно. Не из фермы. Напился вволю. Чуть не лопнул от счастья… И так мне хорошо стало, что и пером не описать. На радостях даже умылся…
Только поднялся наверх, рядом машина заграничная остановилась. Из нее выглянули отечественные, библиотекой не изуродованные лица.
Присмотрелся, прикинул — лет двадцати-двадцати пяти. Привычные оболтусы, местного замеса. Такие уверены, что если не земной шар, то по крайней мере, то место, где он сейчас находится, принадлежит только ему. По системе «IQ», интеллекта в них, примерно так, баллов на семь-восемь, из ста пятидесяти…
- Может подвести куда надо, а, дядя?
Глумливым тоном, спрашивает чья-то лысая голова. Слишком развязно и неуважительно. Но это я потом понял, а пока послышалось, что очень даже уважительно.
- Подвезите добрые люди, — вздохнул я. — Спасибо вам за доброту, за ласку, за внимание к одинокому спутнику…
Кое-как взобрался. Оказался четвертым на задних седушках. Они меня своим плечами придавили, вдавили вовнутрь… Дышать тяжело и трудно, зато еду, а не иду.
Глянул на них, парни плечистые, кровь молоком. Румянец на щеках алеет, так, что жаром во все стороны, как от горящей бани пышет.
Сознаюсь, грешным делом подумал, что это взрывники меня нащупали, а сейчас добивать везут.
Однако, тщательнее принюхался… Вряд ли это диверсанты.
Что-то очень знакомое… Как конь, громко втянул ноздрями воздух и даже всхрапнул. Да нет, точно, не они.
Почему, почему?
Да, уж больно очевиден родной запах самогона. Враги, которые меня преследовали и нещадно взрывали, вряд ли могли напиваться перед взятием в плен меня — грозного и неуловимого.
Само собой разумеется, что запах самогона заставил меня напрячься неимоверно. По всему чувствовалось, что парни не зря тормознули рядом.
Двигались молча. Причина молчания заключалась в… Не знаю в чем она заключалась, но молчали все. Пацаны слушали клёвый музон, явно не Магамаева «…глючило, глючило, глючило меня» и даже в такт музыке, прихлопывали по моим выступающим вперед частям тела.
Доехав до какой-то развилки свернули в сторону…
- Все, дядя, приехали, — сказал наиболее фасонистый из «бескорыстных» у него была самая лысая голова. — Вылазь.
- Спасибо добрые люди, — простуженным голосом произнес я, выбираясь наружу и собираясь до земли поклониться им, в благодарность за благое деяние.
Местные оболтусы, так же выкатились из своего заграничного, четырехколесного чуда. Стали крутить шеей, разминать ноги, размахивать руками. Все как в настоящих гонгонгских боевиках…
Я, в яркой полосе фар, закрывая глаза от невыносимого света, еще раз слабеньким голосом чирикнул: «Сисиба»…
- Ты куда? — голос был грозный, принадлежал их главному бритоголовому и несулил ничего хорошего. — А платить, кто будет? Мы на тебя, козла вонючего, бензин тратили, шины протирали… Слышь, ты, урод! Ща, за все платить надо… Этот… Сейчас базар такой.
Мелких у меня не было, я достал десятку и протянул им. Продолжая закрывать глаза от яркого света фар, держу денежку, но ее никто не берет.
- Наглеешь, дядя, — задохнулся от возмущения местный Франкенштейн. — Если бы щё десять долларов, а то десять рублей. Парни, он нас за козлов принимает.
Оратор уже обращался не ко мне. Для него я перестал существовать. Он подогревал остальную шоблу. Так сказать, жег их сердца невыносимым глаголом и разными другими частями речи. Когда подобный юношеский задор замешан на самогоне, быть беде.
- Посмотрите, у него на лице написаны «Вы, байстрюки… Еб…тая деревня… И долбанные… это…как его… дойные козлы». — Продолжал заниматься подстрекательской и провокаторской работой, лысый череп, с пока еще целыми зубами.
Повеяло скверным самогонным духом — это парни обиженно засопели.
- Придется тебя чуток поучить… — не унимался их застрельщик и заводила. — Чтобы не считал нас за козлов…
После чего, я тут же ощутил удар в скулу.
Обиднее всего в этой ситуации было то, что для ответной, поздравительной речи, никто не собирался предоставлять мне слово.
Пришлось вываливаться из яркой полосы света и уже оттуда, из темноты, отбиваться по настоящему.
Меня вынудили отбросить «сисиба» и заставили вспоминать другие слова, страшные и хриплые. Подобной лексикой пользуются бойцы спецназа и ОМОНа для психологического подавления и деморализации противника.
Правильно говорил мой тренер по рукопашному бою, прапорщик Кобзон, «талант не пропьешь». Руки, ноги стали раскачиваться, как часовой маятник. Тело перешло в режим автопилота.
Конечно, если бы ребятки догадывались, что перед ними стоит специалист в области помахать кулаками с питерской шпаной, любитель подраться с токийской якудзой, они бы и линию атаки перестроили, и прихватили бы с собой в рейд дедову берданку, а возможно и под страшными заклятьями зареклись нападать на этого незнакомца… Но, головой они пили… А думать ею, никому обещаний не давали.