- Ну, ты меня, крестный, за какого-то бандита принимаешь. Я же не грабитель. Меня послали выполнить задание… Кто? Извини, сказать не могу… Вот я и стараюсь, а ты такие обидные слова говоришь…
Со стороны могло показаться, что палача начала мучить совесть и у него появилось сострадание к тому, что раньше было лишь куском мяса. Он чуть ли не оправдывался.
- Но ты тоже хорош. Зачем было бодаться с дубом… да, еще, находящимся при исполнении служебных обязанностей? Смотри, что мне с мордой сделал, куда я сейчас с такими украшениями смогу пойти? Не в филармонию, ни в музей, только в пивную. А там порок…
Все он правильно говорил. Все правильно объяснял. Но, зациклившись на своих неудачах, не обратил внимания на некоторые неточности и непонятные обороты в речи полковника.
Для него это все было несущественным. Стояла главная задача, отыскать бриллианты, все остальное было второстепенно и несерьезно. Тем более, что защиту он уже раз преодолевал, ничего там страшного нет.
«Бандит и есть, — думал Курдупель, глядя на расплывшееся лицо своего «хрестника». Чтобы тот не понял о чем он сейчас думает, на всякий случай, в глаза не смотрел. — Без стыда и совести… Ох, не зря батька, с самого детства лупил его, как сидорового козла и постоянно жаловался, что младшенький всех собак и кошаков во дворе передавил. Ведь прямо на общей кухне устраивал им образцово-показательные казни. Как Стырин рассказывал? Дай бог память… А, ну да — закрывал в духовке, и поджигал. Ему очень нравились вопли бедных животин, поэтому он их живыми зажаривал. Да, не доглядели… Хотя, надо отдать должное детской непосредственности и фантазии, иногда его штучки помогали в проводимых нами оперативных мероприятиях».
По идее повествования, после последнего воспоминания, ветеран «нашего» движения, должен был радостно улыбнуться. Но не получилось. Болело все. Особенно сильно, тщательно отбитые его же курдупелевским, собственным кастетом, лицевые мускулы. Не до улыбок.
А что еще «сынок» придумает? Страшно было даже подумать. Им и так, было сделано и сказано слишком много такого, после чего свидетели не живут по определению.
- Так может, Вовчик, не будешь меня сничтожать, а? Мы же старые знакомые, — опять начал просить своего палача Курдупель. — Честное чекистское слово, клянусь именем своей матери, сказал все как на духу, честно и откровенно.
- Дядя Вова, как же я могу тебя грохнуть, если и камней нет, и твой протеже-сродственник, подставленный нам в качестве курьера пропал. Бесследно исчез на бескрайних отечественных просторах? — удивленно и даже обиженно спросил Харатьян. — Нет, даже если бы ты просил меня, скажем, как невольник чести, невынеся нестерпимой боли, все равно смерти не дождался бы.
Харатьян начал внимательно осматривать подвал. Через некоторое время он удовлетворенно хмыкнул.
- А вот и камеры слежения… — радостно сообщил он тому, кто их устанавливал и добавил в продолжение разговора. — Извини, но ты мне нужен очень живым и здоровым. Мои люди, за тобой посмотрят, витамины тебе поколют, укольчики болеутоляющее. А пока, тебе придется в своей же клетке посидеть, расслабиться.
Он открыл одну из клеток, вошел во внутрь. Проверил решетки, покачал прутья. Оставшись довольным, отвязал старика от стола, помог ему спуститься вниз. Тот, при каждом движении жалостно вскрикивал и охал.
Бывший мучитель, почти на руках внес Курдупеля в его клетку временного заточения.
- Пока ты будешь здесь отдыхать, набираться сил и лечить ушибы и кровоподтеки, мы у тебя немного похозяйничаем. Так сказать, организуем на твоей базе, временный штаб по розыску брюликов…
- Да, да конечно, — поспешно закивал головой хозяин усадьбы.
Он хорошо помнил, что делают любознательные юноши с пожилыми и строптивыми хозяевами.
Когда Харатьян вышел, Курдупель усиленно занимался внутри себя, уговорами, что может быть все еще и обойдется. Этим он старался поддержать свой пошатнувшийся дух и веру в успех. Хотя и понимал, что это вряд ли. При проведении операций подобного рода оставлять свидетелей было крайне неразумно и глупо.
Попытался улечься на жестком решетчатом полу, но нестерпимо болело избитое тело. По его просьбе принесли одеяло и подушки, ведро воды стояло здесь же наготове. Вроде смог найти точку опоры, но не для переворачивания мира, а для того чтобы хоть на время забыться тяжелым сном.
ГЛАВА 60
Отдав последние распоряжения по охране Курдупеля. Харатьян, с основными силами своего летучего отряда отправился туда, где был замечен Гусаров.
Задача стояла простая. Гусарова стоило подвести к мысли, что спрятаться, укрыться он может только здесь, у своего непосредственного куратора. Приведя, его под белы руки к «благодетелю» именно там, выведать большую бриллиантовую тайну.
Поэтому, пока еще не ясный маршрут движения, срочно следовало изменить и держать строго по направлению к Курдупелю. «Объект» по замыслу тех же психологов, должен находиться в состоянии постоянного цейтнота. Не имея времени для расслабления и отдыха. Принятые им взвешенные и осмысленные решения, могли сильно навредить делу Харатьяна…
* * *
Пока все шло правильно, в заранее просчитанном и определенном психологами-аналитиками русле.
Гусаров, только зашел в квартиру (где для него (им же самим) была разложена приманка в виде Аллы Утехиной с дочерью) а бывший милицейский капитан, пенсионер НКВД с 1956 года, уже звонил по заранее указанному телефону.
Его появление там, было вычислено заранее, люди его ждали как в соседней квартире, так и на улице. После появления в зоне видимости, «наружка» приклеилась к нему основательно и из своего поля зрения не выпускала.
Задание совсем упростилось, когда к удивлению сотрудников, Гусаров, закачал в трюмы терпящего бедствие судна, забортный балласт — в виде двух особ женского пола…
Эту троицу, наружное наблюдение ведет пока правильно. Эксцессов нет…
Буквально перед самым выездом на трассу, Харатьяну передали, что Гусаров с дамочкой и дитем, сел в оперативную машину к самому бестолковому из всех ведущих его сотрудников — Жорке-шоферу. Остальных, из-за своих хитростей и подозрительности, он, видите ли, даже не заметил. А здесь, (это касается дурака Жорки, которому опять повезло) что-то другое сработало в подсознании, «объект» клюнул и заглотил наживку. Осталось подсечь и можно без подсачека, доставать «карася» из воды.
Однако резких, непродуманных движений делать было нельзя. Только бы этот придурок не подвел… Спугнуть Гусарова запрещалось категорически, иначе он попросту раствориться, как недавно в Питере.
Харатьян, вспомнив недавние события, только горько вздохнул. Тогда его практически взяли. Уже было слышно его тяжелое дыхание, слышен запах дешевого одеколона (он, что, пил его перед встречей?). Но он пропал… Как призрак, у всех на глазах растворился в воздухе… и привет.
Больше всего Харатьян ругал себя за то, что на даче Утехина, он так бездумно оставил Гусарова с глазу на глаз, с молодыми и неопытными сотрудниками. Самому тогда нетерпелось быстрее отрапортовать об успешном выполнении задания. Оттого так и лопухнулся, стыдно до сих пор. Так глупо недооценить соперника.
Когда через пару часов, что-то заставило его встрепенуться и он примчался назад, то перед его глазами предстала совсем не та картина, которую он ожидал увидеть. Вместо закопанных трупов и разбитом на этом месте палисаднике, он нашел других мертвяков и сошедшего с ума своего сотрудника, пристегнутого к одному из трупов.
Все это было достаточно неожиданно и требовало безотлагательной сатисфакции. Однако, «бой с тенью» он вести не умел и не хотел выглядеть посмешищем в глазах подчиненных, поэтому мстительные желания пришлось отложить на более поздний период.
Впрочем, когда выяснилось, что в снятом с неофита поясе, были простые стекляшки, Харатьяну пришлось опять благодарить небо и его генерального секретаря за то, что Гусаров не валялся присыпанный песочком под благоухающими рододендронами, флоксами и пармскими фиалками. Иначе поговорить о объекте поисков было бы просто не с кем.