Кидаюсь ему в ноги, в буквальном смысле. Обнимая колени, сбивчиво рыдаю, пытаюсь объяснить, что произошло. Вряд ли внятно получается. Пальцы свело, он итак сильно сжаты, что простреливает болью, когда Лукас пытается их разжать, без особой нежности.
- Уберите ее отсюда! Сейчас же!
Меня накрывает. Трясу головой, вырываюсь из грубых захватов охраны. Форменная истерика. Конечно же, главный босс не намеревается развлекать гостей подобным, как и выслушивать рыдания очередной рабыни, пусть даже на ступень превышающей всех остальных.
Меня тащат. Не ведут, именно тащат, больно сжав предплечья. Голос Лукаса глухой, словно сквозь вату.
- Приношу извинения, рабочие издержки. Итак, Людмила, я жду ваших пояснений: как вышло, что клиент недоволен поведением вашей лучшей эскортницы?..
Я не верю. Он не может так от меня отмахнуться и решать вопросы, которые и рядом не валялись с тем, что сейчас происходит у меня внутри. Но меня вытаскивают в коридор и продолжают тянуть дальше. Не бьют, видимо, на это счет были четкие указания. А я теряю связь с реальностью. В голове набатом пульсирует оно и то же:
Мамочка, нет. Только не ты. Прошу, только не ты.
Рыдания выгибают судорогой. Я не чувствую боли, когда меня осторожно, но в то же время без особой нежности толкают на пол пустой комнаты. Скрежет замка режет нервы и сгибает меня пополам.
Рыдаю, понимая, что, возможно, уже поздно. Проклинаю Вэл и Лукаса. Им ничего не стоило спасти меня и, возможно, мою маму!
Время останавливается. Давит ледяной глыбой, не позволяя встать на ноги. Я так и лежу, свернувшись калачиком, посреди комнаты, в той самой позе, в которой меня оставили. Все было зря. Я могла выжить в этом ужасном мире, но не тогда, когда это предполагает отказ от родственных связей. Я проиграла. Но, возможно, умирающим дадут последний шанс...
Время играет против. Тревога окончательно лишает рассудка. Я уже не рыдаю, скулю, словно раненый зверь, обхватив себя руками, внутри стынет холод. Перед глазами - лицо мамы. Я как будто удерживаю ее на этом свете усилием своей мысли, и, если отпущу, шанса помочь ей уже не будет...
За окном вечерние тени, усилившийся дождь. Холодно, болят израненные гравием ступни, но я не замечаю боли. Слезы высыхают, внутри пустота. Я выгорела. Здесь, за десятки километров, не в состоянии помочь самому близкому человеку, в абсолютном неведении. Что дальше? Ничего. Лукас не простит проявления слабости. Не перед свидетелями, во всяком случае. Я только надеюсь, что больнее уже не будет.
...Яркий свет бьет в глаза. Я так и лежу на полу, потерявшаяся между забытьем и реальностью. Тело оцепенело. В тот момент я с пугающей ясностью понимаю: мне все равно, что будет дальше. Я не смогу жить, зная, что мамы больше нет.
- Вставай!
В его голосе пустота, как и в моей душе. Ни сострадания, ни беспокойства, ни ярости. Все верно. Какие эмоции могут быть по отношению к той, кого списали в расход?
Закрываю голову руками, трясу головой. Я все равно не смогу с ним говорить. Ему-то что? Одной загубленной из-за бездействия жизнью больше. Не заметит даже. Ему ничего не стоит раздавить меня, что уж говорить о тех, кого я люблю?
- Нет, ты как хочешь, конечно. - Свет ярче, зажигаются потолочные светильники. - Только лежа тебе будет неудобно это делать.
Любопытство и надежда бьют на поражение в эпицентр истерзанной сущности. Сажусь, недоверчиво глядя на Лукаса. В его руках телефон. Убедившись, что я его понимаю, мужчина кивает на диван у стены и подходит к журнальному столику. Кладет трубку имиджевого телефона на поверхность, набирает номер.
- Ты все понимаешь, верно, Виктория? Одно неосторожное слово, и я уничтожу вас обеих.
Гудки вызова заставляют меня вздрогнуть. Громкая связь. Нет времени задавать вопросы, откуда у Лукаса номер моей матери, и что все это значит. Я понимаю лишь одно: звонить мертвому никто не будет.
- Слушаю вас, - разлается родной голос. В этой обители зла он кажется игрой больного воображения.- Алло, говорите!
Волна радости буквально подталкивает меня, заставляя вскочить на ноги, в два шага преодолеть расстояние до журнального столика. Тянусь к трубке, но Лукас сжимает мое плечо, заставляя сесть, качает головой. Мне нельзя прикасаться к средству связи. Он контролирует процесс и в случае чего тут же нажмет кнопку отбоя.
- Мама! - счастье слышать ее размыкает голосовые связки, бежит согревающим теплом по венам. - Мамочка, что произошло? Ты где? Ты как?