- Так я и полагал, - заметил он бесцветным голосом. - Следовательно, оставил бы при себе ваши подозрения. И весьма этому рад. Должен признаться - госпожу графиню я обожал и почитал с детства, более очаровательной дамы мне не довелось встретить за всю мою жизнь, и я уверен - она не пожелала бы, чтобы к фамильным ценностям прикоснулись чужие руки...
Если нотариусу захотелось нас огорошить, ему это удалось. Признаться в огромной любви, пронесенной через всю жизнь, столь бесцветным, деревянным голосом - нет, такое в голове просто не укладывалось. К тому же он наверняка знал или хотя бы догадывался о существовании алмаза и деликатно дал понять, что лишний шум ни к чему. Хьюстона следовало оставить в покое.
Я нерешительно произнесла:
- Наверняка вы правы...
Нотариус не дал мне докончить фразы.
- Послушаем, что скажет камердинер. Полагаю, ждать придется недолго. А потом и примем решение.
Кристина встревожилась:
- Надеюсь, вы до тех пор останетесь у нас? Распоряжусь, чтобы для вас приготовили комнату.
- Если можно, две комнаты, - сухим скрипучим голосом поправил ее нотариус. - Я приехал на взятой напрокат машине с водителем. Считаю своим святым долгом довести до конца дело, порученное мне покойной графиней, обстоятельства же принимают весьма серьезный оборот.
- Должно быть, по уши влюбился в прабабку, света белого за ней не видел, - заметила Кристина, когда мы остались одни, а месье Терпильон обустраивался в отведенной ему комнате для гостей. - Так сказать, верность до гробовой доски!
- Скорей бы уж Гастон пришел в себя! - вздохнула я. - И жутко хочется заняться поисками, аж руки чешутся. Хочется знать, чем же мы, в конце концов, владеем! Увидеть своими глазами...
- ...например, бальные платья! - вскричала Кристина. - Представляешь все эти роскошные туалеты наших прабабок! Должны же они где-то здесь висеть! А? Ты как думаешь?
- Думаю, должны. Мне тоже хочется их примерить.
***
Камердинер окончательно пришел в себя поздним вечером и дал показания. К сожалению, полиция не спешила нас осчастливить, о показаниях старика-камердинера мы узнали лишь утром. Возможно, французские менты просто сочли неудобным беспокоить нас после полуночи.
Итак, Гастон внезапно проснулся среди ночи. Что-то его разбудило. Старик не мог уточнить, что именно, просто, по его словам, он испытал такое ощущение, будто в замок пробрался посторонний. Нет, и раньше тишину ночного замка нарушали непривычные звуки, ну, скажем, когда обе уважаемые мадемуазели работали в библиотеке, ведь они то и дело спускались в подвал, бегом бежали, каблучки постукивали, он, Гастон, уже привык. Но на сей раз его разбудили другие, непривычные звуки, а какие - сказать не может. И почувствовал...
Это место показаний старого камердинера немного сконфуженная Кристина прокомментировала так:
- Голову даю на отсечение - старый зануда подсчитал все бутылки, что мы с тобой выдули.
- Ну и что? - беззаботно отмахнулась я. - Уважаемые мадемуазели имеют право распоряжаться своим вином.
...И что-то ему говорило - дело нечисто. Долг заставил старого слугу встать с постели. Прихватив на всякий случай кочергу от камина, камердинер вышел в коридор и прислушался. А на слух он никогда не жаловался. Шум вроде бы доносился из спальни покойной графини. Нет, сначала он не мог точно локализовать место необычного шума, но понял - доносится сверху. И уже поднявшись наверх и послушав у замочных скважин покоев прежних владельцев замка, камердинер определил - встревожившие его звуки доносились из спальни графини. Старик открыл дверь и вошел в комнату. И тут на него набросился какой-то незнакомый человек. Про взломщика камердинер мог сказать лишь одно - мужчина крепкого телосложения. Когда он, камердинер, вошел в спальню графини, незнакомец стоял у туалетного столика покойной графини, спиной к двери, и копался в ящиках туалетного столика. Ну, того самого, с тройным зеркалом, в нем множество ящичков. Лица грабителя слуга не видел, обратил внимание лишь на его руки, совсем черные. Он, камердинер, из ума еще не выжил, понял, что тот был в перчатках. А как же, замахнулся на него своей кочергой, но злоумышленник его опередил. Еще не поворачиваясь, ногой пнул, ну словно жеребец копытом, так что слуга повалился навзничь, обо что-то больно стукнулся головой и больше ничего не помнит. Божий свет вновь увидел лишь в больнице, где его привели в сознание. И еще увидел очаровательную девушку, сестричку, такую прелестную, что даже подумал - не умер ли он и не ангел ли небесный перед ним.
- Вот интересно, - заметила я, - в любой больнице обязательно найдется красавица-сестрица, я давно это заметила. Наверное, в больнице хоть одну подбирают, специально для поднятия духа больных пациентов. А слух у него что надо. Послушай, у кого самый острый слух? Самый лучший на свете?
Кристина резонно предположила:
- Наверное, у такого зверя, у которого очень плохо со зрением. Не помню, кажется, у змей. Но в данном случае скорее всего Гастон действовал инстинктивно. Замок он знает как свой карман, так что без труда определил, откуда именно могут доноситься посторонние звуки. Да наверняка и не посторонние тоже расслышит и сразу поймет, где скребется мышь, а где пируют жучки-древоточцы.
- И еще. Гастон мог страдать бессонницей. Такое часто случается со старыми людьми. Впрочем, неважно. Читай дальше.
Заключительная часть полицейского протокола состояла из вопросов и ответов, связанных с внешним видом злоумышленника. Впрочем, ничего нового: крупный мужчина, наверняка молодой, волосы скрыты под капюшоном или чем-то вроде того. Одет в черную широкую куртку, скрывающую фигуру, брюки тоже такие... вроде как на вырост. Так что даже со спины ему, камердинеру, ни за что не опознать незнакомца.
Что ж, все говорит о намеренном проникновении в дом, какая уж тут случайность. Кристина наверняка поделилась бы с полицией своими соображениями о Хьюстоне, не предупреди нас нотариус о необходимости держать язык за зубами. Пришлось дружно заявить, мы ни о чем не знаем, никого не подозреваем, взломщик появился в замке впервые, и, похоже, ничего не украдено. Камердинер спугнул негодяя, тот сбежал, опасаясь, что шум привлечет остальных обитателей замка. Полиция была того же мнения, хотя и удивлялась, как это никто больше никакого шума не слышал. Пришлось ей разъяснить причину. Комнаты горничной и кухарки расположены еще дальше, чем комната камердинера, а мы обе после утомительного рабочего дня спали каменным сном. Разумеется, ни словечка не проронили о вине, которое скрасило нам вечер.