Ясное дело, Кристина принесла новую бутылку и решительно заявила:
- Мы непременно должны выпить за то, в чем же дело, независимо от того, в чем оно заключается.
- Вот именно, - согласился камердинер. - Дело как раз в этом. В Леоне Берттуалетте, сыне нашего трактирщика. Мадемуазели в трактире мало бывают, так что могут и не знать. Подслушивал, паршивец.
Услышав такое, мы с Кристиной как-то не сумели сформулировать вопрос, который бы выразил наше глубочайшее изумление. Так и молчали, уставившись на старика во все глаза. Для него этого оказалось вполне достаточным.
- Если уважаемые барышни разрешат, я расскажу все по порядку.
- По порядку! - дуэтом попросили уважаемые барышни.
- Ну, значит, в те давние времена, а было мне всего лет двадцать, незадолго до второй войны померла наконец графиня Мария-Луиза...
Сообразив, что допустил бестактность, камердинер сконфуженно замолчал, да слово не воробей. Сказанного не воротишь, и старик, махнув рукой, обескураженно побрел дальше:
- Скончалась, значит, тогдашняя графиня Мария-Луиза, и хозяйкой стала в замке милостивая мадам Каролина, светлая ей память. А в замке в те времена такой бардак... извините, такой беспорядок царил, что и сказать нельзя. Ведь графиня Мария-Луиза была скупа до умопомрачения, чего уж скрывать. Моя матушка, бедняга, царство ей небесное, уж так из-за этого переживала, так переживала, что и на тот свет раньше времени отправилась. А графиня Мария-Луиза каждое полешко считала, топить не разрешала печей и каминов, хотя леса у нее было предостаточно. В спальнях у господ мороз трещал, что уж говорить о помещениях для прислуги. Раз зимой даже вода в трубах замерзла, тогда только графиня Мария-Луиза вроде как немного опомнилась, пусть земля ей пухом будет...
Графиня Каролина, значит, принялась наводить в замке порядок, моя матушка, тогда еще живая, помогала ей, насколько сил хватало, и вот однажды милостивая графиня и говорит матушке: "Если ты, Клотильда, где наткнешься на старинный желтый саквояжик - не прикасайся к нему, а сразу позови меня. Где-то здесь он должен быть, а мне дорог как память". И все. И больше об этом никакого разговору не было. А то, что госпожа графиня искала, так я точно знаю, много раз своими глазами видел, как рылась в шкафах и ящиках комодов...
Кристина подняла бокал с вином и торжественно произнесла:
- Ваше здоровье, Гастон! Будьте здоровы и счастливы еще сто лет!
Как пристало галантному французу, камердинер, привстав, в свою очередь поднял бокал с вином:
- А я пью за ваше здоровье, дорогие барышни! Итак, вернемся к делу. Читать мы все умели и из газет знали, что парень, первоначально подозреваемый полицией, носил с собой желтый саквояжик на длинном ремне. Ну тот, которого сначала подозревали в убийстве виконта де Пусака. И он пропал, я о саквояжике говорю, да, наверное, не совсем, потому как госпожа графиня его всюду искала. И рассказы матушки хорошо помню. Ведь та Лизелотта ей сколько раз повторяла: мчался тот парень, себя не помня от страха, и руками размахивал. А коли размахивал, выходит, в руках у него ничего не было. Спрашивается, где саквояжик?
Похоже, старик немного устал. Чтобы передохнуть, отпил из бокала и посмотрел на нас чрезвычайно довольный собой. А мы могли сказать, где в данный момент находится саквояжик, бывший в те давние времена желтым, да не стали. Старик явно не закончил, чувствовалось, он к чему-то ведет, еще не все сенсации выложил. Передохнув, камердинер продолжил рассказ:
- Ну и потом все началось! Несколько лет назад, еще при жизни графини Каролины, приехали сюда двое. Тот самый американец и еще один с ним. С графиней разговаривал в основном тот, другой, он постарше был этого американца. Хотел купить замок вместе со всей меблировкой. А молодой американец, который к вам приезжал, тогда больше занимался тем, что вынюхивал. Старую прислугу разыскивал, в деревне расспрашивал, вино ставил кому ни попадя. Ну и раз обжегся. Простите, уважаемые барышни, а не жалко вам такого вина для старика-камердинера?
- Никто больше вас не заслуживает такого вина, Гастон! - торжественно заверила старика Кристина, подливая ему в бокал.
- Продолжайте же, Гастон! - умильно попросила я. - В жизни не слышала ничего интереснее!
Привстав и отвесив нам элегантный полупоклон, камердинер вернулся к прерванному рассказу.
- Есть тут у нас в деревне один парень, некий Фавье, в трактире прислуживает, так он ни разу в жизни не напивался пьяным, зато умеет прекрасно пьяного изображать. Отец этого Фавье в давние времена у нас в замке служил. Золотые руки были у мужика, чинить умел все, деревянное ли, железное ли, и даже электрическое: замки, краны, аппараты разные. Работы у него было невпроворот, потому как после госпожи графини все у нас тут рушилось. Помер еще до приезда американцев, ну так младший из них теперь к Фавье прицепился. Пьер Фавье - не такой мастер, как отец, куда ему, но вот пьяным никогда не напивался. А тот американец решил: раз отец в замке многие годы работал, сын наверняка от него мог слышать кое-что интересное. Ну и прицепился к сыну, а для начала решил его подпоить. А в результате сам упился вдрызг, а Пьер Фавье - ни в одном глазу, только притворялся пьяным. Вот и получилось, не американец от него, а он от американца кое-что услышал. Очень важные вещи услышал, сказал он мне, барышням тоже непременно следует о них знать. Мне этот Фавье ничего говорить не захотел, только и проронил одно словечко - о какой-то страшно драгоценной вещи речь идет. И вообще неизвестно, скажет ли он кому или еще подумает. Американец, очухавшись, денег ему дал, чтобы молчал.
Камердинер и сам вдруг замолчал, решил, видимо, что все сказал. Мы тоже долго молчали. Вспомнились мне прабабкины записи.
- Езус-Мария, почему же вы, Гастон, не рассказали обо всем графине Каролине? - упрекнула я камердинера.
Тот спокойно возразил:
- Так я же, уважаемая мадемуазель, лишь вчера сам все это узнал. Ну, о пьянстве. Пьер Фавье никогда мне не признавался. Только вот вчера ни с того ни с сего заявился в замок и сказал, что раз уж я получил по башке, то по крайней мере имею право знать почему. И рассказал, как американец пытался его подпоить, а вместо этого сам упился и все выболтал. А я позволил себе сразу проинформировать вас, уважаемые барышни. На всякий случай.