- Наверное, у него просто нет времени подумать как следует.
- А, ну разумеется, для этого ему понадобился бы отпуск на год. На два года! Ну да ладно, согласна, выбрала ты парня что надо, только не в моем вкусе. Я предпочитаю Анджея.
- Неужели ты, балда этакая, до сих пор не сообразила - какое счастье, что у нас разные вкусы по отношению к мужикам? - гневно обрушилась я на сестру. - Ты только на минуточку представь, что было бы, влюбись мы в одного и того же!!!
- Езус-Мария! - представила Крыська. - При одной мысли плохо делается. Вспомнила, как однажды твой бывшенький схватил меня в объятия, приняв за тебя. Ну, помнишь, я зашла к вам? И мне так противно стало, так противно... Извини, пожалуйста!
- Пожалуйста! - отмахнулась я. - Меня твой тоже раз облапил, точно такое же ощущение. Хотя теперь я думаю, что напрасно мы тогда не воспользовались нашим сходством. Я не о постели, совсем наоборот.
- Не поняла! - заинтересовалась Крыська. - Поясни.
- Я имею в виду всевозможные супружеские сцены, конфликты, претензии. Вот послушай. Я давно собиралась тебе рассказать, да все как-то случая не представлялось. Одна моя подруга, возможно, ты даже ее знаешь, но это неважно, очень хотела высказать своему супругу все, что думает о нем. В спокойной обстановке, аргументированно, беспристрастно. Но не могла. При одном взгляде на паршивца все аргументы улетучивались из головы, так она его любила, и спокойно выложить претензии эта идиотка ну просто не могла. Если даже такие аргументы и приходили в голову, начинала заикаться, а потом плакать, так что нормального делового разговора просто не получалось. А вот будь у нее сестра-близняшка - другое дело. Лишенная эмоций, сестра выложила бы супругу как на блюдечке все претензии его благоверной, глядишь, совместно и нашли бы разрешение конфликта.
Кристина не согласилась со мной.
- Предположим, сестре удастся его убедить, - возразила она, - при условии, разумеется, что до него вообще доходят логические аргументы. А потом? Ты что, не знаешь, чем заканчиваются примирения любящих супругов?
- Прекрасно знаю, - огрызнулась я. - Подумаешь, в постель бы легла законная супруга, ожидающая в полной боевой готовности где-нибудь поблизости. Ведь для замены и секунды хватит.
- Ну, тогда согласна. Ты права, если любишь кого-то или, наоборот, ненавидишь, непременно проявятся эмоции, здравомыслие исключено, обязательно выкинешь какую-нибудь глупость. В таких случаях и впрямь пригодится замена. Хорошо, что ты сказала об этом. Не исключено, придется воспользоваться.
- И мне тоже.
Вот к такому неожиданному соглашению пришли мы в тот памятный вечер, сидя на веранде нашего замка и попивая наше великолепное винцо. Время от времени поглядывали на освещенную лужайку, на непроницаемую черноту парка за ней, наслаждаясь ночной свежестью.
- А чем закончилось дело с твоей знакомой? - поинтересовалась сестра.
- В том-то и дело, плохо закончилось. Они разошлись, - грустно ответила я.
Кристина вдруг спохватилась.
- Какого черта мы занимаемся отвлеченными проблемами, когда на повестке дня столько конкретных? Чем займемся завтра? Как станем себя вести, если Хьюстон опять заявится? Откровенно скажем ему о принятом решении - дескать, распростись с надеждой купить замок, или станем водить его за нос?
Я и сама не знала, как поступить.
- Лучше бы по-честному, - не очень уверенно высказалась я. - Хотя, с другой стороны, может, ему доставляет удовольствие незаметно шарить по углам, когда мы копаемся в библиотеке? Пусть шарит, бог с ним.
- Тогда так, - решила Кристина. - Поставим вопрос ребром, честно и откровенно: продавать не будем, а помогать может, если пожелает. А я готова не знаю на что поспорить - пожелает! Превратиться мне в паука на этом месте!
Оглядев сестру с ног до головы, я заметила:
- Поскольку никаких признаков превращения пока не наблюдается...
***
Загадочный Хьюстон (фамилии его мы так и не узнали) разозлился как сто тысяч чертей. Он сделал все возможное, чтобы нас переубедить, выложил какие мог аргументы, кажется, алчно оценивал наши шеи - сможет ли каждую из нас задушить одной рукой, но Кристины в паука не превратил. И выразил желание помогать.
Ни словами сказать, ни пером описать того, сколько сил понадобилось мне для сокрытия от него листка бумаги, обнаруженного в старинном труде по астрономии. Хорошо еще, бумажка не вылетела сама по себе, просто лежала тихо-мирно между страниц упомянутого труда. К тому же написана оказалась по-польски. И все равно, ни к чему пробуждать в Хьюстоне лишние подозрения.
Благодаря тому, что нам уже не приходилось тратить столько физических сил на работу в библиотеке, мы сразу продвинулись далеко, остались лишь два последних шкафа у самых дверей. Окончание мучений уже четко просматривалось на горизонте. Теперь даже без помощи сильного мужчины мы смогли бы за один день покончить с просмотром книг и приступить к составлению каталога, при помощи которого без труда можно было бы найти любую книгу на любой полке любого шкафа. Это и означало упорядочение библиотеки. Теперь каждый дурак мог с закрытыми глазами найти то, что требовалось. А если учесть, что Кристинины ботанические записи по объему составляли три толстенных тома, полагаю, завет прабабушки мы выполнили полностью.
Вечером американский посланец сделал весьма знаменательное заявление:
- Прошу вас, уважаемая леди, как следует подумать. Завтра я улетаю в Штаты, меня здесь не будет, но советую еще раз хорошенько обдумать. Лучшего предложения вы никогда не получите, и делаю его вам последний раз. Послезавтра я вернусь.
Похоже, наше проклятое сходство довело его до белого каления, потому как он обращался куда-то в пространство между нами и пользовался грамматической формой единственного числа. Не по силам ему, видно, справиться с одной особой в двух лицах. Мы с Крыськой заверили его, что непременно как следует подумаем, и опять остались одни.
- Ну? - нетерпеливо подгоняла меня Крыська. - Что ты там нашла? Показывай!
Нашла я, разумеется, очередное письмо предков. Обрывок письма, но на сей раз сохранилось начало, так что по крайней мере можно было понять, кому письмо адресовалось.
"Дорогой братец Мартинек! - писал некто. - Во первых строках сообщаю, что мы все здоровы, чего и тебе желаем, так что с этим покончим, и перейду сразу к делу. Сдается мне, влип ты, братец, здорово. Из твоего письма делаю вывод - и не только я, - что панна Антуанетта здорово тебя задела за сердце и песенка твоя спета. Поэзия у меня получилась случайно. Матушка наша целый день молчала, а потом сказала - так и быть, в случае чего даст вам свое родительское благословение. Так что препятствий тебе не будет, поступай, как сочтешь нужным. А у матушки не иначе как предчувствие, потому что она почему-то стала называть молодую даму Антосей. Видишь, переводить с французского все мы умеем. Было бы хорошо, если бы Флорек..."
На этом письмо обрывалось, так как закончился листок, а следующего за ним не оказалось.
- Могла бы писать не такими огромными буквами, - недовольно раскритиковала автора письма Кристина, решив неизвестно почему, что писала женщина. - Вижу тут уже знакомого мне Флорека. А кто такой Мартинек? Ты небось знаешь?
- Конечно, знаю и тебе говорила, да у тебя совсем нет памяти! Мартинек - это младший брат Флорека, тоже Кацперский, потом стал поверенным нашего семейства. Или юрисконсультом, точно не знаю. Во всяком случае, вел все дела. Погиб во время войны. А жил в том же доме, что и дедушка Збышек, поэтому бабушка и вышла за дедушку.
- Поразительно! - ехидно восхитилась Кристина. - Вышла из-за того, что Мартинек погиб в войну или потому, что жила с ним в одном доме?