– Почему именно мой? – взвилась я.
– Не я же буду зашивать, – отрезала Кристина. – Тогда никакие ракушки не спасут. Чем бы таким, острым?
На чердаке ничего острого не нашлось, пришлось спуститься в свою комнату за маникюрными ножничками. Вернулась на чердак и осторожно принялась разрезать красный бархат, стараясь не задеть ниток, которыми были пришиты ракушки. Поскольку подушечка была круглой, то я не успела проехаться и по трети окружности, как из неё полезли губка и конский волос. Крыська дышала мне в плечо и тыкалась носом в руки, мешая работать. Ее тоже удивило то, что губка была затолкана в подушечку не целиком, а мелкими кусочками.
– Вот странно! – вслух удивилась сестра. – Ведь легче было бы обшить бархатом целый кусок губки.
И, не выдержав, бесцеремонно выхватила у меня недорезанный исторический экспонат, сунула в него пальцы и замерла.
– Господи Иисусе! – только и сумела прошептать она.
Оттолкнув сестру, я сама запустила пальцы внутрь подушечки. Нащупала что-то твердое и извлекла наружу. Что-то твердое оказалось завернутым в кусочек тончайшего шелка. Шелк соскользнул и…
И у нас перехватило дыхание.
Чудовищных размеров алмаз сиял, искрился и переливался в свете слабой электрической лампочки, которая сразу ещё больше потускнела. Он был умопомрачительным! Два соединенных вместе, совершенно одинаковых куриных яйца идеальной формы, полыхающие в месте соединения живым огнем, сверкали так, что глазам было больно. Безупречная чистота, безукоризненная форма, ошеломляющий блеск.
Не скоро мы пришли в себя.
– Беру обратно все нехорошие слова, которыми я его обзывала! – охрипшим от волнения голосом торжественно произнесла Кристина. – Ни в жизнь бы не поверила, что такое может быть на свете!
Почувствовав, что ко мне возвратилась способность говорить, я высказала ту же мысль другими словами – значит, мы испытывали одинаковые чувства:
– Не будь он настоящим, непременно бы решила – поддельный!
Вздрогнув, Крыська бросила на меня всполошенный взгляд, схватила сверкающую глыбу и, осмотревшись, устремилась к старому шкафу, в дверце которого ещё сохранился кусок стекла. С силой проехалась по стеклу алмазом.
Глубокая царапина подтвердила – алмаз настоящий.
Сразу воспрянув духом, Крыська повернулась ко мне. Ее глаза сияли не хуже алмаза.
– Сейчас я стану рассуждать логично, а ты не смей мне мешать! Пыль на данном чердаке ясно свидетельствует… нет, будем точны, свидетельствовала о том… нет, пыль – доказательство того, что камню не меньше пятидесяти. Нога человеческая за полвека не ступала на сей чердак, и рука человеческая не могла сюда ничего подбросить. Подбросила, а потом опять покрыла толстенным слоем пыли? Такие штучки отпадают. А пятьдесят лет назад не было материала тверже алмаза и не умели его искусственно производить. Теперь, в эру космических путешествий, не стану столь же категорически утверждать, но сдается мне, алмаз по-прежнему побивает все рекорды…
Я предложила ещё один тест на подлинность алмаза:
– Можно бросить его в огонь, посмотрим, превратится ли в уголь.
– Сейчас же сплюнь через левое плечо, не хватает еще, чтобы тут вспыхнул пожар! Не забывай – мы на чердаке. Не сбивай меня, я продолжаю рассуждать. Значит, он настоящий, раз режет стекло. Кстати, стекло тоже настоящее, полвека назад ещё не было плексигласа.
– Ладно, ты меня успокоила. Пошли к себе, там побольше света…
– …и в случае пожара выскочить легче. Со второго этажа я уж рискну выпрыгнуть в окно.
– А кроме того, по пути сюда меня как что вдруг толкнуло, и я купила бутылочку Chateau Neuf du Pape. Красного.
Кристина явно растрогалась.
– О, кажется, первый раз в жизни совершенно искренне поверила, что ты не такая глупая, какой кажешься…
С чердака мы спустились спокойно. Не приплясывали, не испускали диких криков восторга, не лишились от счастья рассудка и не принялись будить весь дом. Думаю, лишь потому, что находка нас порядком-таки оглушила. Мы знали, что где-то когда-то существовал наш фамильный алмаз, даже питали слабую надежду его отыскать и, пожалуй, могли в конце концов предположить, что найдем. Но когда воочию узрели алмаз, он нас просто ошеломил. Да и любого бы потрясли размер и идеальная чистота этой сверкающей громадины. Даже в кинофильме «Сокровища царя Соломона» показывали алмаз поменьше нашего, даже «Кохинор» в подметки не годился нашему, хотя огранен был получше.
Мы уселись в кресла с бокалами в руках. На столе стояла откупоренная бутылка благородного вина. И лежал, ослепительно сияя, Великий Алмаз. Мы забыли о вине, будучи не в силах отвести глаз от этого сияния.