Но он даже не попытался, так как был подавлен уважением к твёрдости и принципиальности полковника. А теперь выясняется, что совершенно напрасно. Как последний дурак!
Таким образом, удвоенное недовольство дяди и племянника сосредоточилось на полковнике.
После шестидесяти честь и достоинство сделались у полковника Блэкхилла настоящим пунктиком На фоне многочисленных скандальных разоблачений и проклятий в адрес тех, кто наживался в Индии, осуждения Вест-Индской компании, подозрений, выдвигаемых в адрес военачальников, и прочих проявлений зависти, он хотел сиять, что твой маяк, ярким светом чистоты и благородства.
Проведённые в Индии годы полковник решил описать в мемуарах, всячески выпячивая на передний план собственную неподкупность и точно определяя источники приобретённого благосостояния. Он даже приводил фамилии свидетелей, англичан и индусов, которые своими глазами видели, как полковник отказывался брать взятки и возвращал добытые его солдатами ценности. В такие свидетели попали и раджа Горакпура, и сэр Генри Мидоуз.
Мнение раджи по причине его удалённости особого значения не имело, а вот сэра Мидоуза чуть удар не хватил от возмущения. Вернувшись в Англию, он как раз угодил в тот самый момент, когда полковник в кругу специально приглашённых гостей прочитал очередной фрагмент своего шедевра. Сэр Генри личного участия в данном мероприятии не принимал, его не пригласили на сей пир просто потому, что полковник Блэкхилл понятия не имел о его возвращении. Зато на следующий же день ювелир обо всем узнал в клубе. Один знакомый, вчерашний гость полковника, не замедлил коснуться столь интересной темы, тем более что в прочитанной части речь шла о Великом Алмазе, который якобы являлся собственностью некого таинственного француза, а сэр Генри как раз был свидетелем…
Просто чудо, что сэр Генри тут же не рухнул, сражённый апоплексическим ударом.
— Да уж, — вырвалось у него. — Двойным свидетелем, можно сказать. Во-первых, когда камень старательно стерегли, а во-вторых, когда обнаружилось, что охраняемый предмет исчез.
Собеседник был потрясён — ведь Великий Алмаз, пусть даже далёкий и чужой, всегда вызывал жгучий интерес.
— Как же так? — воскликнул он. — Ничего подобного не было?! Неужели сказанное полковником настолько далеко от истины?!
Сэр Генри с трудом взял себя в руки.
— Не совсем так. Имеются многочисленные доказательства существования камня, но самого его уже нет. А обстоятельства исчезновения пока не выяснены. Очень подозрительное дело.
Больше, несмотря на назойливые вопросы, ювелир ничего не прояснил, но и этого оказалось достаточно, чтобы создать вокруг полковника атмосферу недоверия и подозрительности.
Когда же последний сориентировался в ситуации и до него дошло, что вместо алмаза в статуе Шивы была стекляшка, его самого чуть не хватил удар.
Великий Алмаз являлся как бы символом и квинтэссенцией его сверхъестественной честности, предметом гордости полковника. И вдруг оказывается, что камень исчез неизвестно когда, и, мало того, его самого подозревают в изощрённом обмане. А все прочие честные поступки — только способ создать безупречную репутацию, чтобы, прикрывшись ею, выкрасть это единственное в своём роде, бесценное сокровище.
Общему молчаливому осуждению оказалось противостоять труднее всего. Никаких обвинений открыто не выдвигалось, а посему полковник Блэкхилл избрал единственный возможный выход.
Он застрелился в своём кабинете.
Тот факт, что застрелился он за пять минут до начала званого обеда, сочли большой бестактностью. Мог бы, черт побери, застрелиться и после!
Лишая себя жизни в столь неподходящий момент, он отбил аппетит у приглашённых, да и вообще как-то неуместным казалось вкушать яства, когда хозяин здесь же неподалёку от столовой лежит мёртвый, с дырой в башке. Обед, таким образом, пошёл насмарку, к огромной радости прислуги, которая с превеликим удовольствием слопала скоропортящиеся блюда.
Арабелла достигла цели, не говоря ни слова и ничего не делая. Увидав труп мужа, она сочла необходимым лишиться чувств, иначе ей трудно было бы скрыть свою радость. Её перенесли в спальню, где, зарывшись лицом в подушку, она разрыдалась от счастья, что окружающие восприняли как истерическое выражение отчаяния. Джордж-младший, потрясённый и в то же время переполненный тщательно скрываемым облегчением, пытался находиться в трех местах одновременно: рядом с любимой, в кабинете покойного и среди возбуждённых гостей, которые вовсе не собирались так уж сразу расходиться, тем более что любопытство брало верх над голодом.