Разглядывая на свет вино в бокале, Кристина заметила:
— В таком случае мадемуазель Антуанетта Бертье становится для нас весьма интересной фигурой. Знаешь, что касается меня, так из всего французского наследства самым ценным считаю вот это винцо. И учти, я ни бутылки не продам, так что сразу выбей из своей дурьей башки! Ты как знаешь, а я свою половину сразу же забираю в Варшаву…
— Я тоже, так что не пытайся со мной поссориться. Даже если мы с тобой найдём двадцать алмазов! Нет, знать бы заранее! Ведь мы только что были в этом самом Кале. Придётся теперь опять туда съездить, может, и удастся разузнать что-нибудь об этом, как его… корабельном плотнике?… Сколько лет прошло? Погоди, подсчитаю… Ого, девяносто, если не сто! Узнаем, где жил, в центре города или на окраине, и если в центре, то и соваться нечего. Центр в Кале очень современный, просто до омерзения!
— Кале? Что ж, я согласна. А по дороге свернём в Париж и пообщаемся с фараонами. Комиссар… как его? Симон, кажется? Найдётся в полиции архив, как думаешь? Вот и покопаешься в нем, ведь тебя хлебом не корми, вином не пои, дай покопаться в старых бумагах. Учти, я на тебя надеюсь!
С важностью произнеся последние слова, Крыська снова отхлебнула из бокала…
На следующее утро мы ещё сидели за завтраком, когда престарелый камердинер доложил, что с нами желает видеться неизвестный посетитель. Впрочем, он, камердинер, не уверен — с нами обеими или только с одной, тот сказал — с наследницей госпожи графини.
— Вместе или отдельно? — по-деловому поинтересовалась Кристина. Разумеется, по-польски.
— Для начала я бы посоветовала отдельно, — тоже по-польски ответила я. — Ты или я?
— Ты, конечно. Для меня тут слишком много истории.
— Тогда попытайся хотя бы подслушать.
Посетитель дожидался, по словам камердинера, в нижней гостиной.
В нижнюю гостиную я постаралась вплыть как можно солиднее, хотя сердце сжималось от нехороших предчувствий — а не сборщик ли это налогов или какая другая зараза? Ведь прабабка могла, скажем, судиться с окрестными крестьянами из-за клочка земли, и вот теперь нам придётся расплачиваться. Или посетитель предъявит какую-нибудь давно просроченную расписку…
Тип в гостиной выглядел нестрашно и даже довольно симпатично: большой, блондинистый и добродушный. Лет сорока. В общем, мечта уставших от жизни женщин. С хорошими манерами и не слишком робкий.
Увидев меня, посетитель вскочил и вроде бы чем-то подавился, во всяком случае такое произвёл впечатление. Я не удивилась, привыкла, что именно так мужчины на меня и реагировали. Ничего удивительного, красивая женщина. Ведь раз Кристина красавица, и Арабелла тоже, значит, и я выгляжу неплохо?
— Слушаю вас, — милостиво произнесла я.
Тип с трудом взял себя в руки и ограничился восхищённым взглядом. Говорить он начал по-французски, причём акцент не вызывал никаких сомнений. Поэтому я сразу же перебила его:
— Можем говорить на английском. Для меня без разницы, даже если на американском английском.
Посетитель явно обрадовался и сразу же приступил к делу.
— Вы правы, я и в самом деле приехал из Штатов. Мой босс мечтает о приобретении старинного французского замка, не обязательно большого, может быть и таким, как Нуармон. Несколько лет назад он предлагал графине де Нуармон продать ему замок, но госпожа графиня не пожелала. Босс подумал, что наследница госпожи графини может быть другого мнения. Цену он предлагает хорошую, впрочем, этот вопрос можно обсудить. Но одно условие: замок он желает приобрести со всем содержимым. То есть купив все, что в данный момент имеется в замке.
На меня вдруг снизошло озарение. Не дослушав посетителя до конца, я перебила его:
— Полагаю, ваш босс или не отдаёт себе отчёта в ценности того, что имеется в замке, или считает меня идиоткой. Уверяю вас, если последнее, то он ошибается. К тому же так уж получилось, что я по образованию и опыту работы искусствовед, историк и знаю цену антиквариату. Хотите убедиться? Пошли!
Не дав посетителю опомниться, я схватила его за руку и потащила за собой.
— Вот, глядите. Да не туда, на стену! Это Ренуар, подлинник. Джотто. Да не этот, вон картина, над зеркалом. Кстати, зеркало тоже немалая ценность, стекло — шестнадцатый век, рама же ещё старше, начало Возрождения, все подлинное. А вот это дубовое карло… Ну куда вы уставились? Я говорю вам об этом низеньком кресле с изогнутыми перекрещёнными ножками. Раннее средневековье. И не поручусь, что на нем не сидел собственной… гм… персоной Карл Великий. Оба подсвечника на камине — Ренессанс, гданьский комод чёрного дуба — начало семнадцатого века. Теперь возьмём фарфор. Не стесняйтесь, загляните внутрь, пожалуйста. Вот этот — мейсенский, первой эпохи, а есть и немного китайского, причём даже не Минг, а Сунг! В идеальном состоянии! Да что вы жмётесь, смотрите, смотрите во все глаза! Так сколько же мне ваш босс собирается отстегнуть от щедрот своих? Да захоти я это продать — устроила бы аукцион для знатоков и коллекционеров. Известно ли вам, что маньяка никакая цена не испугает, а мне, возможно, повезёт и подвернётся парочка маньяков-коллекционеров.
Посланец американского босса малость офонарел от моего натиска, но, надо отдать ему справедливость, оклемался довольно скоро. Остановившись перед напольными нюрнбергскими часами XV века, бодро тикавшими, в роскошном барочном футляре, он поинтересовался:
— А могли бы вы для примера назвать цену хотя бы вот этих часов?
Случайно я помнила, что похожие часы, правда, немного помоложе, на последнем аукционе пошли за сорок тысяч долларов. Естественно, я зловредно немного завысила цену.
— Эти часы будут стоить пятьдесят тысяч.
— Франков?
— Нет, долларов.
Парень неплохо соображал и быстро принимал решения.
— Тогда, скажем, за все про все — два миллиона за содержимое.
— Это вместе с фарфором эпохи Сунг? — поинтересовалась я как можно ехиднее.
— Я уже сказал — о цене можно поговорить особо. Мой босс не намерен торговаться.
С трудом сдержавшись, чтобы не высказать ему все, что думаю о его боссе — или спятил, или знает о наличии в замке совсем уж потрясающих ценностей, — я произнесла почти равнодушно:
— Что же, я подумаю. До завтра.
— Благодарю вас, в таком случае завтра я позволю себе ещё раз побеспокоить мисс.
За посетителем ещё не успела закрыться дверь, как Кристина уже появилась в комнате.
— Двумя миллионами он может подтереться, — заявила она. — Миллион на нос — для меня это слишком мало. Но зато ясно — он рассчитывает на алмаз, откуда-то узнал о нем. И я так полагаю, раз уверен, что алмаз в замке, — пусть платит нам шесть миллионов, а потом ищет себе до посинения. Денежки мы получим, и не наша забота, что алмаза он не найдёт. По-моему, великолепная идея. Ты как считаешь?
— Я пока не считаю, я пока думаю. С одной стороны, не исключено, что на аукционе мы можем получить не меньше, а то и больше, но, с другой стороны, кто у нас купит эту развалюху? Даже если найдётся какой американец, такой цены уже не даст. А с третьей, честно говоря, жаль мне этого барахла и не хотелось бы все продавать. Кое-что я бы себе взяла.
— Знаю, знаю, наверняка вот этот гданьский комодик. Прекрасная вещь, ни в одну варшавскую квартиру не поместится. Ну, если даже и поместится, то через дверь не пройдёт. Станешь дом разбирать?
— У бабушки поместится! — обиделась я за комодик.
— А, я не поняла, что ты собираешься осчастливить бабушку, а не себя.
— Ну чего привязалась к комодику? Ты его назвала, не я. Тут найдётся кое-что не столь габаритное.
— Слушай, неужели и в самом деле такое барахло, как эти завалящие часы, может стоить аж пятьдесят кусков? — недоверчиво поинтересовалась Кристина.
Я махнула рукой.
— Да нет, думаю, до двадцати бы дошли, и конец. Они не в наилучшем состоянии, да ещё намучаешься с ними, надо постоянно следить, содержать в порядке. Просто я хотела задурить ему голову.
— А задурила мне, и ещё как! Иоаська, с меня достаточно. Никуда больше не поедем, пока ты здесь не определишься. Ну, чего глаза вытаращила? Пока здесь всего не осмотришь и не подобьёшь бабки. Мне надо знать, на что рассчитывать. А потом примемся, не покладая рук, разыскивать этого паршивца. Если уж мужик из Штатов сюда заявился, алмаз, как пить дать, находится в замке! Они там, в Штатах, лучше знают, где надо искать. То есть того… я хотела сказать, раз американскому боссу приспичило приобретать нашу фамильную развалину, значит, об алмазе ему больше нас известно. Честно признаюсь — только вот сегодня я так, по-настоящему, поверила в алмаз и теперь понимаю прабабку Каролину.