Выбрать главу

Туннель состоял на очень полезной для Организации службе – сопровождал по Транссибирской магистрали почтовые вагоны. Перевозя из европейской части империи на Дальний Восток и обратно тетради с колонками цифр, он полагал, что это финансовая переписка между добытчиками и сбытчиками подпольного золота.

Но Рыбников выудил почтаря из своей хитрой записной книжки для иной цели.

– Да, три тысячи, – твердо сказал он. – Такие деньги зря не платят, сами понимаете.

– Что везти? – спросил Туннель, облизнув пересохшие от волнения губы. Рыбников отрезал:

– Взрывчатку. Три пуда.

Почтарь замигал, соображая. Потом кивнул:

– Для прииска? Породу рвать?

– Да. Обернете ящики холстом, как посылки. Туннель № 12 на Кругобайкальской линии знаете?

– «Половинный»? Кто ж его не знает.

– Сбросите ящики ровно на середине, у отметки 197. После наши люди их подберут.

– А… а не грохнет?

Рыбников засмеялся:

– Сразу видно, что вы ничего не смыслите во взрывном деле. Про детонаторы слышать приходилось? Скажете тоже – «грохнет».

Удовлетворенный ответом, Туннель плевал на пальцы – готовился пересчитывать деньги, а Василий Александрович мысленно улыбнулся: «Не грохнет, а шандарахнет, да так что Зимний дворец закачается. Пусть попробуют потом разгрести каменную кашу, выковырять из-под нее сплющенные вагоны с паровозом в придачу».

Кругобайкальская железная дорога, строившаяся с огромными затратами и открытая совсем недавно, раньше назначенного срока, была последним звеном Транссиба. Прежде эшелоны выстраивались в огромные очереди у байкальской паромной переправы, теперь же трасса запульсировала с утроенной скоростью. Вывод из строя Половинного туннеля, самого длинного на линии, вновь посадит Маньчжурскую армию на голодный паек.

И это была лишь половина рыбниковского «проэкта».

* * *

Вторую половину должен был обеспечить постоялец «Казани», с которым Василий Александрович разговаривал совсем иначе – не сухо и отрывисто, а душевно, со сдержанным сочувствием.

Это был совсем еще молодой человек с землистым цветом кожи и выпирающим кадыком. Впечатление он производил странное: тонкие черты лица, нервная жестикуляция и очки плохо сочетались с потертой тужуркой, ситцевой рубашкой и грубыми сапогами.

Самарец харкал кровью и был безответно влюблен. От этого он ненавидел весь мир, и в особенности мир ближний: окружавших его людей, родной город, свою страну. С ним можно было не скрытничать – Мост знал, на кого работает, и выполнял задания со сладострастной мстительностью.

Полгода назад, по поручению Организации, он бросил университет и нанялся на железную дорогу помощником машиниста. Жар топки пожирал последние остатки его легких, но Мост за жизнь не цеплялся, ему хотелось поскорее умереть.

– Вы говорили нашему человеку, что хотите погибнуть с шумом. Я дам вам такую возможность, – звенящим голосом сказал Рыбников. – Шуму будет на всю Россию и даже на весь мир.

– Говорите, говорите, – поторопил его чахоточный.

– Александровский мост в Сызрани. – Рыбников сделал эффектную паузу. – Самый длинный в Европе, семьсот саженей. Если рухнет в Волгу, магистраль встанет. Вы понимаете, что это значит?

Человек по кличке Мост медленно улыбнулся.

– Да. Да. Крах, поражение, позор. Капитуляция! Вы, японцы, знаете, куда бить! Вы заслуживаете победы! – Глаза бывшего студента вспыхнули, темп речи с каждым словом делался все быстрей. – Это можно! Я могу это сделать! У вас есть сильная взрывчатка? Я спрячу ее в тендере, среди угля. Один брикет возьму в кабину. Брошу в топку, детонация! Фейерверк!

Он расхохотался.

– На седьмом пролете, – мягко вставил Рыбников. – Это очень важно. Иначе может не получиться. На седьмом, не перепутайте.

– Я не перепутаю! Послезавтра мне заступать. Товарняк до Челябинска. Машинисту так и надо, мерзавец, все глумится над моим кашлем, «глистой» обзывает. Мальчишку-кочегара жалко. Но я его ссажу. На последней станции задену по руке лопатой. Скажу: ничего, буду кидать уголь сам. А уговор? – вдруг встрепенулся Мост. – Про уговор не забыли?

– Как можно, – приложил руку к сердцу Рыбников. – Помним. Десять тысяч. Вручим в точности, согласно вашей инструкции.

– Не вручить, не вручить, а подбросить! – нервно выкрикнул больной. – И записку: «В память о несбывшемся». Я напишу сам, вы перепутаете!