Раздался второй звонок.
Изящно очерченные ноздри пассажирки затрепетали, губки прошептали:
– Ах, скорей бы уж! – но адресовано восклицание было явно не соседу.
По коридору, топоча, пронеслись мальчишки-газетчики – один из респектабельной «Вечерней России», второй из бульварного «Русского веча». Оба вопили во все горло, стараясь перекричать друг друга.
– Скорбные вести о драме в Японском море! – надрывался первый. – Российский флот сожжен и потоплен!
Второй орал:
– Знаменитая шайка «Московских Лихачей» наносит удар в Петербурге! Раздета дама высшего света!
– Первые списки погибших! Множество дорогих сердцу имен! Зарыдает вся страна!
– Графиня Эн высажена из кареты в наряде Евы! Налетчики знали о спрятанных под платьем драгоценностях!
Штабс-капитан купил «Вечернюю Россию» с огромной траурной каймой, дама – «Русское вече», но приступить к чтению не успели.
Дверь внезапно открылась, и въехал огромный, не поместившийся в проем букет роз, сразу наполнивший купе маслянистым благоуханием.
Над бутонами торчала красивая мужская голова с холеной эспаньолкой и подкрученными усами. Радужно сверкнула бриллиантовая заколка на галстуке.
– Этто еще кто такой?! – воззрился на Рыбникова вошедший, и черные брови грозно поползли вверх, однако в ту же секунду, приглядевшись к неказистой внешности штабс-капитана, красавец совершенно на его счет успокоился и более вниманием не удостаивал.
– Лика! – воскликнул он, падая на колени и бросая букет под ноги даме. – Я люблю всею душою одну лишь тебя! Прости, умоляю! Ты же знаешь мой темперамент! Я увлекающийся человек, я артист!
Оно и видно было, что артист. Обладателя эспаньолки нисколько не смущала публика – а кроме выглядывавшего из-за «Вечерней России» штабс-капитана за интересной сценой наблюдали еще и зрители из коридора, привлеченные умопомрачительным ароматом роз и звучными ламентациями.
Не стушевалась публики и прелестная дама.
– Все кончено, Астралов! – гневно объявила она, откинув вуаль и сверкнув глазами. – И чтоб в Москве появляться не смел! – От умоляюще простертых дланей отмахнулась. – Нет-нет, и слушать не желаю!
Тогда кающийся повел себя странно: не вставая с колен, сложил руки на груди и глубоким, волшебнейшим тенором запел:
– Una furtiva lacrima negli occhi suoi spunto…
Дама побледнела, заткнула ладонями уши, но божественный голос наполнил собою купе, да что купе – заслушавшись, притих весь вагон.
Обворожительную мелодию Доницетти прервал третий звонок, особенно длинный и заливистый.
В дверь заглянул кондуктор:
– Господ провожающих прошу немедленно выйти, отправляемся. Сударь, пора! – коснулся он локтя чудесного певца.
Тот кинулся к Рыбникову:
– Уступите билет! Даю сто рублей! Тут драма разбитого сердца! Пятьсот!
– Не смейте уступать ему билет! – закричала дама.
– Не могу-с, – твердо ответил штабс-капитан артисту. – Рад бы, но безотлагательная казенная надобность.
Кондуктор утянул обливающегося слезами Астралова в коридор.
Поезд тронулся. С перрона донесся отчаянный крик:
– Ликуша! Я руки на себя наложу! Прости!
– Никогда! – выкрикнула раскрасневшаяся пассажирка и вышвырнула великолепный букет в окно, засыпав весь столик алыми лепестками.
Обессиленно упала на бархатное сиденье, закрыла лицо пальчиками и разрыдалась.
– Вы благородный человек, – сказала она, всхлипывая. – Отказались от денег! Я так вам признательна! Выпрыгнула бы в окошко, честное слово!
Рыбников пробурчал:
– Пятьсот рублей деньги большущие. Я в треть столько не получаю, даже со столовыми и разъездными. Но служба. Начальство опозданий не прощает…
– Пятьсот рублей давал, фигляр! – не слушала его дама. – Перед публикой красовался! А в жизни – мелочный человек, экономист, – это слово она произнесла с безграничным презрением, даже всхлипывать перестала. – Живет не по средствам!
Заинтересовавшись логическим противоречием, содержавшимся в этой реплике, Василий Александрович спросил:
– Виноват-с, недопонял. Так он экономен или живет не по средствам?
– Средства у него огромные, да только он по ним не живет! – объяснила спутница, уже не плача, а озабоченно разглядывая в зеркальце слегка покрасневший носик. Мазнула пуховкой, поправила золотистую прядку у лба. – В прошлом году получил почти сто тысяч, а прожили едва половину. Все «на черный день» откладывает!