В кабинете было уже легче. Графиня держалась уверенно, инициативы из рук не выпускала.
Идею бегства за границу горячо одобрила. Сказала, что документы для племянника достанет, самые надежные. Затем разговор двух дам повернул в географическую сторону: куда бы эвакуировать обожаемого «Васюшу». При этом выяснилось, что вдова испанского гранда объездила чуть не весь мир. С особенным чувством она отзывалась о Порт-Саиде и Сан-Франциско.
Рыбников в обсуждении участия не принимал, лишь нервно похрустывал пальцами.
Ничего, говорил он себе мысленно. Завтра 25-ое, а там всё равно.
СЛОГ ЧЕТВЕРТЫЙ,
В КОТОРОМ ФАНДОРИНУ ДЕЛАЕТСЯ СТРАШНО
Мрачное бешенство – так вернее всего было бы обозначить настроение, в котором пребывал Эраст Петрович. За долгую жизнь ему случалось не только одерживать победы, но и терпеть поражения, но, кажется, никогда еще он не чувствовал себя столь глупо. Должно быть, так ощущает себя китобой, гарпун которого, вместо того чтоб пронзить кашалота, расшугал стайку мелких рыбешек.
Ну разве можно было усомниться в том, что треклятый Брюнет и есть японский агент, устроивший диверсию? Виновно было нелепое стечение обстоятельств, но это служило инженеру слабым утешением.
Драгоценное время было потрачено попусту, след безнадежно упущен.
Московский градоначальник и сыскная полиция хотели выразить Фандорину сердечную благодарность за поимку обнаглевшей банды, но Эраст Петрович ушел в тень, все лавры достались Мыльникову и его филерам, которые всего лишь доставили связанных налетчиков в ближайший участок.
Между инженером и надворным советником состоялось объяснение, причем Евстратий Павлович и не думал запираться. Глядя на Фандорина своими выцветшими от разочарования в человечестве глазами, Мыльников без тени смущения признался: да, приставил филеров и сам перебрался в Москву, ибо по старой памяти знает – у Эраста Петровича уникальный нюх, так вернее выйдешь на след, чем самому подметки стаптывать. Хоть диверсантов и не добыл, но в накладе не остался – за варшавских гоп-стопников получит благодарность начальства и наградные.
– А вы чем обзываться, лучше рассудили бы, что нам с вами резонней будет поладить, – миролюбиво заключил Евстратий Павлович. – Куда вы без меня? У вашей железномерии и прав нет дознание вести. А у меня есть, опять же прихватил из Питера лучших ищеек, молодцы один к одному. Давайте, Эраст Петрович, сговоримся по-доброму, по-товарищески. Голова будет ваша, руки-ноги наши.
В том, что предлагал этот малопочтенный господин, резон и в самом деле имелся.
– По-доброму так по-доброму. Только учтите, Мыльников, – предупредил его Фандорин, – вздумаете хитрить и действовать у меня за спиной, ц-церемониться не стану. Я жалобы начальству писать не буду, поступлю проще: нажму у вас на животе секретную точку бакаяро – тут вам и конец. И никто не догадается.
Никакой точки бакаяро в природе не существовало, но Евстратий Павлович, знавший, как ловко Фандорин владеет всякими японскими фокусами, изменился в лице.
– Не пугайте, и так здоровья не осталось. Чего мне с вами хитрить? Одно дело делаем. Я того мнения придерживаюсь, что без вашей японской чертовщины нам беса этого, который мост взорвал, не выловить. Тут клин клином надо, ворожбу ворожбой.
Эраст Петрович чуть поднял брови – не придуривается ли собеседник, но вид у надворного советника был самый серьезный, а в глазах зажглись огоньки.
– Вы что ж думаете, у Мыльникова мозгов и сердца нету? Не вижу ничего, не задумываюсь? – Евстратий Павлович оглянулся, понизил голос. – Государь наш кто? Помазанник Божий, верно? Значит, Господь должен его от японца безбожного оберегать, так? А что творится? Лупцуют христолюбивое воинство в хвост и в гриву! И кто лупцует-то? Народишко мелкий, слабосильный. Оттого это, что за японцем Сатана стоит, это он желторожим силы придает. А от нашего государя Всевышний Вершитель отступился, не хочет помогать. Я тут в департаменте рапорт секретный прочел, из Архангельской губернии. Старец там один, раскольник, вещает: мол, Романовым определено править триста лет и не долее, такой на них положен предел. И эти триста лет на исходе. За то и вся Русь кару несет. А ну как правда?
Инженеру надоело слушать бред. Поморщившись, он сказал:
– Бросьте ваши филерские штучки. Если мне захочется поговорить с кем-нибудь о судьбе царской династии, я найду себе собеседника не из Особого отдела. Будете работать или устраивать д-дурацкие провокации?