– Уезжает! – прервал антропологическую лекцию Евстратий Павлович. – Скорей!
Но спешить теперь было незачем. Для слежки по городу был заготовлен целый парк разномастных колясок и пролеток, и в каждой сидело по филеру, так что деться объекту было некуда.
Инженер и надворный советник опустились на пружинистое сиденье экипажа, замыкавшего весь этот караван, очень правдоподобно изображавший оживленное уличное движение, и медленно покатили по улицам.
Дома и фонари были украшены флагами и гирляндами. Москва отмечала день рождения императрицы Александры Федоровны не в пример пышнее, чем в прежние годы. На то имелась особенная причина: недавно государыня наконец подарила России наследника престола – после четырех девочек, или «холостых выстрелов», как непочтительно выразился Мыльников.
– А мальчонка-то, говорят, хилый, порченый, – вздохнул Евстратий Павлович. – Карает Господь Романовых.
На этот раз инженер и отвечать не стал – лишь поморщился на глупую провокацию.
Между тем объект оказался фокусником. На «Товарной» загрузил в свою крытую повозку четыре мешка, а у камеры хранения Рязанско-Уральской дороги вынес три дощатых ящика и восемь небольших свертков в черной блестящей бумаге. Фургон отпустил. Агенты, конечно, остановили ломовика за первым же поворотом, но внутри обнаружили лишь четыре пустых джутовых мешка. Мелинит из них был изъят и зачем-то перефасован.
Приемщик в камере хранения показал, что ящики и свертки были сданы как два отдельных места, на разные квитанции.
Но все эти сведения были получены Фандориным позднее. Поскольку от вокзала предполагаемый японец дальше двинулся пешим порядком, инженер и надворный советник вновь взяли наблюдение в свои руки.
Следовали за объектом на предельной дистанции, филеров отослали в резерв. Сейчас главное было не вспугнуть живца, на которого могла клюнуть еще какая-нибудь рыбка.
Приказчик зашел в две привокзальные гостиницы – «Казань» и «Железнодорожную». Из осторожности наблюдатели внутрь соваться не стали, да и не успели бы – в каждой объект пробыл не долее минуты.
Эраст Петрович хмурился – подтверждались его худшие опасения: Рязанско-Уральская линия была частью великой трансконтинентальной магистрали, на которой красный карандаш инженера насчитал не менее сотни уязвимых участков. Для какого из них предназначается багаж, сданный в камеру хранения?
С вокзальной площади объект подался в центр и довольно долго крутился по городу. Несколько раз неожиданно останавливал извозчиков, так же внезапно, посреди улицы, отпускал их, но от образцово устроенной слежки не избавился.
В восьмом часу вечера он вошел в извозчичий трактир близ Калужской площади. Судя по тому, что перед этим битый час прятался в подъезде соседнего дома, здесь у него была назначена встреча, и уж эту-то оказию упустить было никак нельзя.
Едва объект вошел в трактир (было это в девять минут восьмого), Мыльников свистком подозвал экипировочную карету Летучего отряда, удобнейшее изобретение современного сыска. В карете имелся набор костюмов и маскировочных приспособлений на все случаи жизни.
Инженер и надворный советник переоделись ваньками и, пошатываясь, вошли в трактир.
Окинув взглядом полутемное помещение, Евстратий Павлович сделал вид, что не может устоять на ногах – повалился на пол. Наклонившемуся Фандорину шепнул:
– С ним Лагин. Кличка Дрозд. Эсэр. Особо опасный. Вот тебе и на…
Главное было установлено, поэтому не стали торчать в трактире и попусту мозолить глаза – дали вытолкать себя на улицу.
Отрядив к черному ходу четверку агентов, наскоро обсудили тревожное открытие.
– Заграничная агентура сообщает, что полковник Акаси, главный японский резидент, встречается с политическими эмигрантами и закупает большие партии оружия, – шептал Мыльников, нагнувшись с козел казенной пролетки. – Но то далеко, в Парижах да Лондонах, а тут Москва-матушка. Неужто прошляпили? Если тутошним горлопанам да японские винтовки, такое начнется…
Эраст Петрович слушал, стиснув зубы. Этот демарш, неслыханный в практике европейских войн – спровоцировать в тылу врага революцию, – был во сто крат опасней любых железнодорожных взрывов. Тут под угрозой оказывался не исход кампании, а судьба всего Российского государства. Воины Страны Ямато знают, что такое настоящая война: в ней не бывает недозволенных средств, есть лишь поражение или победа. До чего же японцы изменились за четверть века!