— О, еще бы! — подтвердил Капустин, поднимая значительно брови. Затем мы очень мило распрощались, и вежливый Сергей отвез меня обратно на то место, где взял. Прощаясь, он приложил два пальца к козырьку кожаной кепки. Я помахала ему рукой и неторопливо побежала по направлению к дому.
Небо заметно светлело. Один за другим гасли фонари. Со звоном выползали из парка пустые трамваи. Ветер обрывал с деревьев последние желтые листья. Я подумала, что за Уралом наверняка уже выпал снег, и от этой мысли сделалось неуютно.
Однако хруст бумажек в кармане придал мне уверенности. Этот нежный специфический звук всегда действовал на меня благотворно — может быть, в силу высокой степени защиты, которой обеспечена продукция такого рода.
Хотя меня и лишили сегодня пробежки, положенные силовые упражнения я выполнила от начала и до конца. Приняв душ, я отправилась на кухню завтракать, где меня ожидали тетя Мила и кофе с рогаликами.
— На твоем лице ничего нельзя прочесть, — объявила мне тетушка. — Из этого я заключаю, что у тебя появилось новое дело.
— Я отправляюсь в путешествие.
— Путешествие будет опасным? — поинтересовалась тетушка.
— Надеюсь, — ответила я.
Тетя Мила покивала головой.
— Это хорошо, — глубокомысленно заявила она. — Это тебя развлечет. На наших железных дорогах можно подохнуть от скуки.
— Не волнуйся, — сказала я. — На этом направлении скучать не придется.
Глава 2
Путешествие не понравилось мне с самого начала.
В день отъезда я пришла на вокзал за полчаса до отправки поезда и, обосновавшись за ресторанным столиком у окна, выходящего на перрон, принялась наблюдать за посадкой. Особенно меня интересовал четвертый вагон, номер которого был указан в моем билете. Попутчиков своих я не знала в лицо. Это объединяло меня с теми отпетыми мерзавцами, которых опасался Капустин, и я попробовала взглянуть на ситуацию их недобрыми глазами. Меня интересовало, действительно ли наша миссия имеет шансы пройти незамеченной.
На улице с утра лил непрекращающийся осенний дождь, небо от горизонта до горизонта было затянуто свинцовыми тучами, и поэтому на перроне не отмечалось обычного столпотворения. Немногочисленные провожающие, прикрываясь блестящими от влаги зонтами, наскоро чмокали отъезжающих в мокрые щеки и поспешно отступали под спасительные своды вокзала.
Не могу поклясться, что в мое поле зрения попали какие-то подозрительные личности, подходящие под определение «отморозки», но вот одного из своих вероятных коллег я, кажется, определила сразу.
Его появление на перроне было обставлено в худших традициях стандартных голливудских боевиков. Он вынырнул из полосы дождя — невысокий, плотного телосложения, в надвинутой на нос кожаной кепке и с поднятым до ушей воротником плаща. Перрон он пересекал торопливым отчаянным шагом, будто погоня уже висела у него на плечах. При этом он беспрестанно и подозрительно озирался по сторонам, одновременно стараясь как можно глубже упрятать в воротник свое хмурое лицо. Но верхом идиотизма был его багаж — белый стальной кейс с секретным замком, с помощью наручников пристегнутый к левому запястью мужчины. Думаю, во всей округе не было человека, которому не бросился бы в глаза этот чемоданчик.
Я была почти уверена, что мужчина с кейсом обзавелся по такому случаю и каким-нибудь тяжелым пистолетом, если не автоматом с укороченным стволом, потому что без крупного калибра гангстерских фильмов не бывает.
Идею взять с собой в дорогу огнестрельное оружие сама я отвергла сразу. Не хотелось рисковать — нашей задачей было уклоняться от контактов, а не доказывать где-нибудь на промежуточной станции скучающим милиционерам подлинность лицензии и непричастность моего револьвера к прошлогоднему убийству телеграфиста на разъезде Заячья Горка. На этот раз я отдала предпочтение оружию холодному и бесшумному — баллончик с газом, разрядник с запасом бодрящего электричества, стилет, спрятанный в трости зонта.
Зонт этот висел сейчас на спинке стула. С виду он ничем не отличался от обычных зонтов, но при нажатии специального предохранителя выбрасывал из трости узкое десятидюймовое лезвие — чем-то подобным орудовали в забавном французском фильме «Укол зонтиком». Мне упражнения с выскакивающими стилетами совсем не кажутся забавными, и еще накануне я очень надеялась, что нам удастся обезопасить поездку лишь за счет благоразумия и предусмотрительности.
Театральный проход человека с чемоданчиком, кажется, перечеркнул мои надежды. Впрочем, оставалась еще вероятность, что этот герой вовсе не из нашей драмы, и я, расплатившись за нетронутый мной заказ, отправилась на посадку.
Равнодушная проводница проверила билет и посторонилась, пропуская меня в тамбур. Над мокрой вокзальной крышей забубнил динамик, объявляющий отправление нашего поезда, — голос казался тоже сырым и простуженным. Я в последний раз оглянулась на перрон и заметила двоих опоздавших.
На пассажиров они были не очень похожи, потому что не имели при себе никакого багажа, однако они явно спешили на поезд, потому что направлялись нетерпеливой трусцой в сторону седьмого или восьмого вагона. На ходу они махали руками и, кажется, вяло переругивались между собой. Один из них был одет в элегантный голубой плащ, из-под которого выглядывал воротничок ослепительно белой сорочки с узлом тщательно повязанного галстука. Над головой он держал большой черный зонт, которым не столько спасался от дождя, сколько прикрывал лицо — я так и не сумела его как следует разглядеть. Второй, одетый в кожаную куртку, был на голову выше своего спутника, шире в плечах и лица не прятал. Он вызывающе и зло посматривал по сторонам маленькими поросячьими глазками, и дождь отскакивал от его белобрысой, стриженной под ноль головы, как от полированного чурбака. Если бы мне в этом городе понадобился вдруг отъявленный отморозок, то лучшей кандидатуры и придумать было нельзя.
Проводница оттеснила меня в глубь тамбура и с лязгом опустила откидную площадку. Что произошло дальше со странной парочкой, я уже видеть не могла и отправилась в свое купе.
Номер купе был четвертый. Была ли это игра случая или номер подбирался специально, для простоты запоминания, — не знаю. Я также не знала, присутствует ли в купе посторонний, поэтому решила на всякий случай постучать. Дверь открылась сразу.
Передо мной стоял мужчина лет сорока пяти в дорогом костюме. Чертами лица он неуловимо походил на господина Капустина, но был крупнее и выше ростом. Взгляд у него был властный и самоуверенный до тошноты. Смерив меня этим взглядом, он коротко бросил: «Проходите!» — и тут же запер за мной дверь.
Я шагнула в купе и поставила на сиденье свой чемодан. Мои худшие ожидания начинали, к сожалению, оправдываться. Третьим пассажиром в купе был парень со стальным кейсом. Наручники он, слава богу, отстегнул, и сам чемоданчик куда-то уже благополучно исчез, но этот факт ненамного улучшил мое настроение.
— Вы — Охотникова? — спросил мужчина в костюме и, получив утвердительный ответ, скептически покачал головой. — Не знаю, что это брату взбрело в голову… Ну что ж, делать нечего, будем знакомиться, — он поклонился. — Капустин Анатолий Витальич, к вашим услугам.
Как же, подумала я, дождешься от тебя услуг! Всем своим видом он давал понять, что мое появление здесь случайно и он согласен меня терпеть только из уважения к старшему брату. На меня это не произвело особого впечатления — нанимал меня не он. Улыбнувшись Капустину, я вопросительно посмотрела на второго пассажира, который недоверчиво разглядывал меня, не потрудившись даже приподняться с полки.
— Чижов! — буркнул он с такой неохотой, будто раскрывал семейную тайну.
Он вообще, по-моему, был страшный конспиратор. Его колючие, глубоко посаженные глаза никогда не меняли вызывающего подозрительного выражения. Двигался он пританцовывая и чуть сутулясь, инстинктивно прикрывая плечом нижнюю челюсть. Видимо, лучшие годы он провел на ринге, о чем свидетельствовал и слегка сплющенный, асимметричный нос. Роста он был небольшого, но этот недостаток с лихвой компенсировался объемом и мощью его торса. Трудно было судить, насколько он сохранил подвижность и гибкость, но уж ударчик-то у него, я думаю, и ныне такой, что не приведи господь!