Оказавшись в многочисленных лапах чудовища, Роберт Страчан с ужасом глянул в брызжущие дьявольским пламенем глаза Гидры.
Нет! Оставь дядю Роби! Нет!..
Да! Наблюдение и изучение… Этот объект включительно.
Из четырех разверстых пастей высунулись четыре длинных, тонких золотистых языка, свились в единую плеть и, подобно короне, разместились на голове жертвы. Тело Роберта Страчана внезапно покрылось пурпурным сиянием. Оно дернулось, рот открылся в немом вопле – это Гидра начала высасывать из него жизненную силу. На ее глазах тело дяди чернело, кожа морщилась, обугливалась, словно плоть сжигал астральный, нестерпимый огонь. Каждая чувствительная точка – чакра – начала выделяться на теле, образуя характерный сакральный рисунок.
Сжав в бессилье кулаки, Ди наблюдала за этой жуткой картиной, пыталась снять боль, охватившую умирающего дядю, с помощью своей целительной способности.
Когда через седьмую чакру были высосаны последние силы, наступила агония. Ди словно на себе испытала ее.
Неплохо исполнено, не так ли, девочка? Теперь следующая… Наблюдение! Изучение!
Теперь пришла очередь Ровен Грант. И опять Ди разделила с нею ее боль.
Куда легче, чем в первый раз, правда?
Потом чудище принялось за ее мать.
Нет, нет, это моя мама, ну, пожалуйста…
Мы нарочно оставили ее напоследок. Она самая вкусненькая.
И в третий раз Ди испытала немыслимую боль. Гидра не спешила, продлевала удовольствие.
Почему ты убиваешь их именно таким способом? Ты, грязная, мерзкая плоть!..
Каждый питается тем, что ему по нраву.
Что ж, я буду питаться их болью, их страданиями. Я так голодна. Ой, мамочка, что-то я сомневаюсь, что подобная терапия принесет пользу. Возможно, испытав потрясение, я стала оперантом. Не слишком ли велика цена? Мама, я на самом деле хочу спасти тебя. Но я еще такая маленькая, слабенькая, мне всего-то пять лет.
Внезапно боль исчезла. У всех трех жертв и у нее тоже.
Не моя вина, что вы испытали такие муки. Это сделали Гидра и Фурия. Как я могла остановить их?
Лжешь!
Боль.
Гидра смеется над ней. Вдруг смех начинает дробиться, отделяться, и вот перед Ди возникают четыре человеческие фигуры. Та, что поближе, – черноволосая, красивая женщина, за ней – столь же привлекательная блондинка. Более высокий из двух мужчин ухмылялся и позевывал, как сытый кот. Его товарищ напоминал Ди «папочку», столкнувшего ее в подводную пещеру на Гавайях.
Я знаю, кто ты, – закричала девочка. – Я знаю, что ты здесь. Надеешься, что тебе повезет и ты окончательно разделаешься со мной? Не выйдет! Я теперь не беспомощное дитя!.. Ну, приблизься… Попытайся пожрать меня… Посмотрим, что из этого получится.
Она как бы очутилась перед этой четверкой на расстоянии вытянутой руки. Доротея словно погрузилась в транс… И прежняя боль вновь навалилась на нее.
Все четыре составляющие Гидры разверзли рты в немом вопле ярости и страха. Доротея Макдональд тоже безмолвно вопила.
Неожиданно резко картина замерла. «Джон Квентин» начал расплываться в воздухе, лик его, перекошенный от ужаса, потемнел. Последнее, что осталось от него, – маска животного испуга. Правильно, ведь он уже мертв. С ее помощью, черт его побери!.. Остальные еще живы. Что ж, подождите своей очереди.
Подойдите поближе, гидры. Бли-иже, еще бли-и-же… Вот теперь я с вами поговорю по душам. Смерть ваша будет ужасна, куда более мучительная, чем та, которой вы подвергли мою маму.
Неподвижно застывшие было фигуры остальных составляющих чудища начали оживать. Наконец полностью воссоздавшись в бреду, который Доротея сама рождала в своем сознании, они схватились за руки. Полный ненависти и злобы метаконцерт возник перед нею. Вновь завибрировала в воздухе ущербная песня метаубийц.
Слишком поздно. Удача выпадает только раз. Ты прошляпила первую встречу, дрянная девчонка!.. Теперь поздно!..
И они тут же исчезли.
Сразу угасла в сердце радость мести. Слова, сказанные Гидрой напоследок, были верны. Неужели поздно?..
Медитация окончилась – Ди пришла в себя. Она по-прежнему стояла в полумраке пещеры по щиколотку в воде. Все так же капало с потолка и стен, глухой рык моря время от времени наполнял каменную полость. Слабая боль отдавалась в голове – никакого очищения или оздоровления не произошло. Темные призраки былого все так же маячили перед умственным взором – на миг ожившие тени, они никуда не ушли. Готовы были ожить каждую минуту… Она занялась самоисцелением; снять боль ей удалось на удивление быстро. Реальность опять вернулась к ней, окружила, вобрала – она услышала писклявые крики чаек.
Ладно, не вышло сейчас, получится в другой раз. Не сразу. Надо побыстрее оставить это место. Скоро начнется прилив, и уровень воды в высшей его точке отмечен на стенах как раз на высоте ее глаз.
…Уже выбравшись на прибрежный откос, Ди обернулась и посмотрела на море. Серо-стальная жидкая масса по-прежнему лениво наваливалась на берег, так же неспешно отступала. Сонная угрюмая мощь чувствовалась в этом размеренном накате. С неумолимой последовательностью скопище воды поглощало прибрежные скалы, вход в пещеру теперь был недоступен. Откроется он только через двадцать часов.
– Черт! – неожиданно выругалась девушка. – Что же делать?
Прежде всего , – посоветовал ей внутренний голос, – высуши носки.
Ди засмеялась и исполнила приказание. Затем, успокоившись, она решила, что ничего страшного не произошло. Раз она вышла на прогулку, то надо пройти заданным маршрутом – благо денек выдался замечательный. Небо чистое, ветерок слабый, сухо… Она двинулась по тропинке, проложенной вдоль северного побережья острова – как раз тем путем, каким их семейство должно было проследовать в тот злополучный день.
Что будет, то будет.
Тропинка время от времени убегала от берега, петляла между холмами, пока не вывела ее на вершину Кнок Уам – самую высокую точку в этой части острова. Здесь она сделала привал, осмотрела с помощью дальновидения окрестности. На западе расстилалось открытое море, на севере лежали маленькие острова Колонсей, Оронсей и Мал, откуда в древности на Айлей вторглось войско Маклина. Нигде нет ни проблеска оперантского сознания. Добропорядочные нормальные граждане проживали в той стороне. Она повернулась и обозрела Айлей – северная оконечность острова подобна пустыне, лишь кое-где еще оставались фермы, в большинстве усадеб царило запустение. Разве что группку туристов заметила она в той стороне. Местные жители предпочитали селиться на южной и восточной частях острова. И опять ни единого признака метапсихической активности – значит, нет и угрозы.
…Что это?
В том направлении, куда ей следовало держать путь, что-то колыхнулось. Всплеск показался ей страшно знакомым. Это не был всполох работающего метаобъединения и не телепатический разговор, а как бы отголосок чувства, эмоциональной реакции. Глухая угроза?.. Да-да, угроза ее жизни… убежать? Вернуться назад, пока не слишком поздно?
Она закричала во всю мощь своего сознания: я не боюсь вас! Берегись, Гидра, я не поверну назад!
Но был ли тот телепатический звук рожден Гидрой? Она вспомнила все приемы анализа полученного сигнала, которым ее обучили в колледже. Определенно это не Гидра, не Фурия…
Что же тогда? А ну-ка детальнее… Нет, как раз угрозы в уловленном сигнале не было – это ей сгоряча показалось. Скорее наоборот – предостережение…
Мороз подрал по коже, когда ей припомнились кое-какие истории, поведанные Маламой, о сонмище «духов», до обморока пугавших гавайских женщин. Одним из них, например, могла быть не знающая покоя душа несчастной матери Джека и Марка Ремилардов. Малама сказала, что высокоученые метапсихики из государственных органов не верили в существование подобных мифических «инкарнаций», способных пережить смерть тела. Но в этих вопросах люди кахуна разбирались лучше, чем кто бы то ни было на свете.