— Привет, капитан, — сказали девушки, и он, ужасно покраснев, встал и выразил нашим ночным героиням подобающее им почтение.
Папа носился за кулисами, в сотый раз показывая русским музыкантам, согласившимся на добровольных началах нам аккомпанировать, что такое латинский ритм, повторял гаммы и пируэты с взволнованной Одайей, которая уверяла, что кто-то вынул у нее из горла голосовые связки.
— Это от волнения, — мягким голосом говорил он ей. — Мне это знакомо. Всё будет хорошо.
Мама осталась в больнице рядом с экраном компьютера. Душка подключил ее компьютер к сайту Культурного Центра, и она обещала, что будет смотреть нас в прямом эфире.
Даже мэр города пришел, сфотографировался с тремя девушками из ансамбля и сразу исчез, оставив вместо себя заведующую городским отделом культуры, озирающуюся с видом гордой наседки. Казначей мэрии не пришел, не было также заведующего отделом водоснабжения и руководителя отдела парковки, чада которых так и не получили главные роли. Зато родственники Одайи заполнили зал, украсив его цветом шоколада, и раздавали книжечки псалмов всем желающим.
— На счастье, — приговаривали они, сверкая глазами.
Я влилась в закулисную суматоху. Девочки из ансамбля хихикали, тесно прижавшись друг к дружке, как стая перепуганных цапель. Танцевальные костюмы туго обтягивали их тоненькие фигурки. Они ждали, когда Душка подаст им знак.
— Второй звонок, — объявил мой мужчина. — Третий звонок…
В животе у меня бушевала мировая революция.
Душка начал обратный отсчет:
— Десять… Девять… — Затянутый в галстук Фима, руководитель спектакля, кивнул нашему трио музыкантов и взялся за шнур занавеса, сделанного из покрывала с дедушкиной кровати.
Танцоры застыли, девочки замолчали, папа отбил пальцами такт: три, четыре, и… «Южная набережная» отправилась в путь.
Единственным моим желанием было исчезнуть. Не быть там. Не видеть провала. Я вышла из зала. Я хотела домой, хотела плавать в озере Кинерет, танцевать с утками, кататься на лодке с гориллами — только бы не торчать там, за кулисами, глядя на освещенную сцену. Вчерашняя генеральная репетиция была ужасна! Сюзан сказала, что это ничего, что провал генеральной — верный знак того, что премьера пройдет успешно, но я превратилась в комок нервов. Я беспокойно ходила по переполненной стоянке то дуда, то обратно, пинала камни, стучала кулаком по забору, дождь смывал мои соленые слезы, а я клялась, что никогда в жизни не буду больше ставить никаких спектаклей. Даже спектакль одного актера не буду! Даже спектакль в детских яслях… Ничего! Совсем ничего! Перееду в кибуц и буду разводить голубей, поеду в Австралию дрессировать крокодилов, но в театр не вернусь! Не вернусь к своему провалу… К созданному мной фиаско. Сюзан меня уволит. Родители заберут своих детей из Культурного Центра. Все кончено. Наверное, все уже разошлись…
…Музыка великого Ленни, выплеснувшись из зала, расцветила серую стоянку, окатила линялые дома Яффо, разгладила зияющие трещинами тротуары и взмыла вверх, украсив крыши и антенны. И тут я услышала их — панки и фантомы ритмично вышагивали по сцене, вместе, как один человек, щелкая пальцами. Кто-то обнял меня и прошептал: «Победа, Габи, победа». И тут же раздался шквал аплодисментов.
Что было потом? Я не помню, как попала на сцену, откуда взялись у меня в руках букеты цветов, но я точно помню, как дедушка кричал: «Браво! Это все сделала моя внучка!» Помню Якоба-Газету, протягивающего мне букет белых нарциссов, лилии Шамира, а когда от аплодисментов чуть не снесло крышу, и мы стояли на сцене среди мальчиков и девочек самых разных оттенков кожи, данных людям Всевышним, Душка прошептал мне:
— Я уже говорил, что люблю тебя?
— Не помню, — сказала я, отвешивая очередной поклон. Под овации зала мы скрылись за кулисами, но Фима жестом велел нам снова выйти к ликующей публике, а Душка крепко обнял меня и прошептал:
— Ну, так в миллион девятый раз — люблю, люблю! Обожаю тебя, моя красавица!
Габи!
Что?
Может быть, к следующей Хануке поставим «Мисс Сайгон»? Скромно так — не более сорока танцоров и дюжины вокалистов. И вертолет…
А может, лучше «Призрак оперы»?..
Все равно Сюзан скажет, что это ее идея.[51]
Моей Габриэле.