Надежда Тэффи
Алмазная пыль (сборник)
«Я люблю купаться в жемчугах…»
В конце восьмидесятых годов XIX века к популярному тогда литератору Иерониму Ясинскому пришли две гимназистки с просьбой оценить их стихи. Опытный редактор был удивлен зрелыми не по возрасту строками юных созданий. Девочки – 15-летняя Надя и 13-летняя Лена – поведали ему, что они сестры молодой поэтессы Мирры (Марии) Лохвицкой, которой на их семейном совете было назначено торить путь в большую литературу; когда же Мирра прославится «и, наконец, умрет», они смогут вынести свои творения на публику[1]. Простодушная жестокость подростковых слов оказалась пророческой. Знаменитая «русская Сафо» Мирра Лохвицкая ушла из жизни в расцвете лет в 1905 году. Литературную эстафету, словно по детскому уговору, подхватила следующая из сестер. Какое-то время она подписывалась фамилией мужа по своему недолгому браку – «Надежда Бучинская». А потом появился ее необычный псевдоним – Тэффи.
О происхождении этого псевдонима, так же как о своем вхождении в литературу, склонная к мистификациям Тэффи позже сочинит много разноречивых версий. Единственное, что во всех них останется неизменным, – первичность поэзии в ее жизни (и по времени появления в ней, и по месту, которое она занимала в ее душе). «Я любила рисовать карикатуры и писать сатирические стихотворения», – отвечала Тэффи на вопрос анкеты о начале литературного пути. Позже она уточнит, что первыми опубликованными – в гимназической газете – опусами были наивные оды: «на приезд государыни» и «по случаю юбилея гимназии», которые она сочинила в тринадцать лет и над которыми так потешались сестры-пересмешницы. До появления публикации в «настоящей» печати пройдет еще полтора десятилетия. За это время Надежда успеет выйти замуж за молодого юриста поляка Владислава Бучинского, переехать из родного Петербурга в провинциальный Тихвин, куда мужа назначили судьей, родить дочерей Валерию и Елену, развестись, уйти из дому, вернуться в столицу и наконец целиком посвятить себя творчеству.
Вот какой запомнилась она переводчице Т. Л. Щепкиной-Куперник в самом начале своей литературной карьеры: «Помню, как-то мне пришлось побывать у Тэффи, сестры покойной Лохвицкой, тоже поэтессы, хотя и не равной сестре, позже нашедшей себя в сатирическом жанре. Она жила где-то на Лиговке, в более чем скромных меблированных комнатах «у чухонки». В ее комнатушке стоял диван, из которого вылезали конский волос и мочало, на столе шипел плохо вычищенный самовар и лежали в бумаге сыр, масло и колбаса – по-студенчески. Сама хозяйка в красном бумазейном капоте, с короткими рукавами, открывавшими очень красивые руки, полулежала на диване, у ног ее в позе Гамлета лежал влюбленный в нее молодой критик. Она закинула руки за голову и сквозь зубы процедила замирающим тоном: «Я люблю купаться в жемчугах». Я помню, как меня поразило несоответствие обстановки и слов. Она даже не подумала сказать «мне хотелось бы» или «я любила бы», вообще употребить условное наклонение: она наивно и просто заявила, что она любит купаться в жемчугах… Я могла только позавидовать силе ее воображения…»[2]
Разъяснить странное поведение хозяйки дома помогла бы фраза, которую частенько слышали от писательницы ее друзья: «Надо уметь жить играя: игра скрашивает любые невзгоды»[3]. Что уж говорить о творчестве, которое, по самой сути своей, есть не что иное как игра воображения! Николай Гумилев, родственная душа, с которым Тэффи вскоре подружится, по первым ее поэтическим строкам чутко угадал этот посыл, заметив в рецензии на сборник «Семь огней»: «В стихах Тэффи радует больше всего их литературность в лучшем смысле этого слова… Поэтесса говорит не о себе и не о том, что она любит, а о той, какой она могла бы быть, и о том, что она могла бы любить. Отсюда маска, которую она носит с торжественной грацией и, кажется, даже с чуть заметной улыбкой».
Масок в арсенале писательницы, по ее собственному признанию, было две, как на фронтоне древнегреческого театра – смеющаяся и плачущая. Эти два начала – комическое и трагедийное – переплетались, а порой и срастались в ее творчестве до неразличимости, давая критикам повод поминать гоголевские традиции «смеха сквозь слезы».
Начиналась же слава Тэффи с сатирических фельетонов в стихах, басен и веселых одноактных пьесок. На ее публикации в «Биржевых ведомостях», где она сотрудничала с 1904 года, обратил внимание сам Николай II, впоследствии горячий почитатель писательницы. «Издатель газеты Проппер был «высочайшею пожалован улыбкой», – вспоминала Тэффи, – прибавил мне две копейки за строчку и при встрече целовал мне руку… Карьера передо мной развертывалась блестящая»[4].