— Ты кто такой? — спросил Нуйома, стараясь не испугать старика еще больше. Тот что-то пискнул.
— Он лози, господин, — вмешался кто-то из рядовых. — Не знает португальского и чиньянджа. Земледельцы, они с начала войны совсем одичали, кто выжил… Я немножко знаю язык лози, я жил в Солвези до войны.
— Спроси, кто он, где живет, не видел ли поблизости людей с оружием, — велел капитан.
Рядовой некоторое время переговаривался со стариком, причем последний несколько осмелел и даже подобострастно хихикнул под конец. Закончив беседу, рядовой повернулся к нам:
— Он говорит, их деревню сожгли еще прошлой осенью. Он ушел к родственникам в соседнюю, но и ту сожгли несколько дней назад. Приходили люди с ползучими машинами, искали еду. Забрали одну свинью, совсем худую, а потом убили хозяина за то, что прятал ее, и сожгли деревню. Старик уплыл по реке, потом ходил по лесу. С тех пор людей не видел.
— Когда это было точно?
Старику перевели. Он что-то сказал, тыча узловатым пальцем в небо.
— Пять дней назад, — сообщил рядовой.
— Ладно. Дайте ему поесть, да немного, пусть идет по нашим следам на восток, — велел Нуйома. Повернувшись ко мне, он поинтересовался: — Что скажете?
— Думаете, доберется до лагеря? — ответил я вопросом на вопрос.
— Возможно. Если не пристрелит патруль или не убежит опять в лес. Он боится нас не меньше. Я стараюсь не думать об этих людях, которые попали под топор случайно. Их слишком много, чтобы думать о каждом. Вы были до войны в Салиме? Это курорт на озере Ньяса.
— Не довелось.
— Очень, очень красивое место. Куда там Копакабане или Ривьере… Я был там в прошлом году. Вся прибрежная линия забита трупами, свежими и разложившимися.
После этого выброса воспоминаний он ушел к своей машине.
Капитан, философ и кадровый офицер, мне положительно не нравился, и я не мог ничего с этим поделать. За интеллигентностью и склонностью к размышлениям скрывалось что-то скользкое и жестокое, что пока не проявилось, но, несомненно, проявится… В пути я поделился своими наблюдениями с Войтом.
— Согласен с вами, — сказал тот, опустошая флягу с водой и вытирая пот. — Очень неприятный человек. Однако это единственный приличный собеседник.
На открытом месте мы увидели небольшое стадо зебр, пасшееся метрах в двухстах от дороги и пугливо бросившееся бежать. Кто-то для острастки пальнул по ним, но не попал.
— Хорошая еда, — заметил наш водитель, с сожалением причмокнув. — Очень вкусная.
— Странно, как они тут выжили, — удивился Войт.
— А как выжил старик лози? Кстати, не хотите? — Я протянул ему упаковку финских компенсаторов в голубоватой пачке.
Войт скосил глаза:
— Что за отрава?
— Компенсаторы. Кажется, 2087-К-13. У них коды, а не названия, это ж не аспирин и не цитадин… Мне выдали на всю нашу троицу. Полные карманы.
— А если их не есть?
— ВВС Нкелеле тут все к чертям засыпали мутагенами, — серьезно сказал я, отковыривая серебристый язычок-фиксатор и бросая в рот большую круглую таблетку. Она зашипела на языке. Какой-то морковный вкус, противный…
— Послушайте! — поднял палец Федор, получив свою порцию компенсатора. — Стреляют?
— Стреляют, — подтвердил водитель. — Передовая, Они там все время стреляют…
Я прислушался. Действительно, впереди еле-еле что-то попукивало. Как житель Новой Москвы, я бы классифицировал это как автомат Калашникова, бьющий одиночными. Патроны кто-то экономит.
Попукивание приближалось, потом что-то натужно загудело и грохнуло.
— Мина, — констатировал водитель. — Китайский миномет. Конголезцы, суки, о себе напомнили.
Через минуту пришла команда остановить колонну и пробираться дальше россыпью на своих двоих. Мы пошли вдоль дороги, оставив водителя у машины. Федор со своей винтовкой был начеку, я держал «пигмея», а Войт, по-моему, прикидывал, кого ему лучше щелкнуть своим «никоном». Любопытно, чего это он так взъерепенился со съемками… Я его фотографий в «Рейтере» сроду не видел. Репортажики делал, да, но фотографом не считался.
Мозамбикцы появились из зарослей высокой травы абсолютно бесшумно, и их старший, очень загорелый, но все равно светлокожий сержант, сказал галантно:
— Рады приветствовать гостей на позициях отважного Второго армейского корпуса!
Прозвучало это по-русски, а потом по-английски.
— Земляк! — заорал Федор и полез обниматься.