Девочки успокоились, но глаза их по-прежнему сияли.
Теперь у них было преимущество перед гувернанткой. Они знали, что та не видела портрета новой княгини и злилась из-за этого. Ей хотелось задать один-единственный вопрос: сколько лет этой новой княгине Саксонской? Но она не могла терять достоинство, обращаясь с вопросами к своим подопечным. Мажордом сможет удовлетворить ее любопытство.
Месье Брион всегда все знал раньше всех. Спрашивать у него было в равной степени унизительно для мадам де Неври, но тут уж ничего не поделаешь.
— Вам пора ложиться спать, — объявила гувернантка.
Девочки наверняка знали, что сейчас слишком рано.
Солнце еще не село, а они не ужинали. Дети в удивлении воззрились на гувернантку.
— Сегодня вы обе на редкость плохо вели себя, — заявила мадам. — Ваши смешки мне положительно надоели, и я должна их прекратить. Вы получите вместо ужина хлеб с молоком и потом сразу же отправитесь в постель.
Девочки знали, что любые возражения приведут лишь к большим неприятностям. Они прекрасно понимали, что причиной всему было уязвленное самолюбие гувернантки. В постели по крайней мере можно укрыться за плотно задернутыми полотнищами балдахина и вдоволь нашептаться о таком удивительном событии, представляя, как они будут жить с этой красивой девушкой, которая скоро поселится вместе с ними.
А вместе с ней появится и месье Лео. Они не виделись уже много недель и скучали по нему, как по яркому лучу солнца, который не столь уж часто освещал их однообразно серую жизнь.
Глава 6
—Прощай, моя дорогая дочь. Делай как можно больше добра людям Франции, чтобы они могли сказать, что я послала им ангела.
С этими словами Мария Терезия в последний раз обняла свою рыдающую дочь. Вся императорская фамилия Габсбургов, все придворные, самые родовитые дворяне присутствовали при прощании матери и дочери в парадном зале дворца Хофбург.
— Бедная Тойнет, — пробормотала Корделия, тоже смахивая с глаз слезы. — Прощаться у всех на глазах. Она же так любит мать! Как только она будет без нее?
Виконт Кирстон ничего не ответил. Прощальная сцена тронула и его сердце. Супруга наследника престола знала, что она скорее всего никогда больше не увидит свою мать — жестокое испытание для девушки, которой не исполнилось и пятнадцати лет. Но чувствам обычных людей не было места на этих высотах международной дипломатии. Брак австрийской принцессы и наследника престола Франции должен был скрепить жизненно важный союз двух держав как ничто другое.
Все еще всхлипывая, Тойнет в сопровождении придворных была препровождена из дворца к карсте, на которой ей предстояло отбыть на новую родину. Принцессу сопровождал также ее брат, наследник престола Иозеф, которого, казалось, ничуть не трогали переживания младшей сестры. Тойнет умоляла мать, чтобы Корделии позволили находиться при ней и в карете, но императрица наотрез отказала в этой просьбе. Ее дочь должна была достойно вести себя во время церемониального отъезда из страны своих отцов. Она должна выглядеть для всех сильной, взрослой и готовой принять на свои плечи королевские обязанности.
Карета, покачиваясь, двинулась к выезду из двора. Сквозь стекло можно было видеть, как Тойнет откинулась на спинку сиденья и забилась в угол, прикрыв лицо рукой с платком, но, когда проезжали через ворота, она выглянула из окна, бросая последний взгляд на отчий дом. По лицу ее струились слезы. Рука брата легла на ее плечо, и головка Тойнет исчезла в карете.
— Брат вряд ли способен утешить ее, — заметила, наблюдая эту сцену, Корделия. — Он такой чопорный и официальный.
— Вы сможете ехать вместе с ней после Мелька, — ответил на это Лео. — А сейчас вам лучше попрощаться со всеми.
Императрица попрощалась со своей крестницей куда более сердечно, нежели герцог Франц. Мария Терезия подарила Корделии серебряный медальон со своим портретом и тепло обняла ее на прощание. Герцог лишь холодно кивнул присевшей перед ним в реверансе племяннице и в качестве прошального напутствия велел ей во всем слушаться мужа. Этот брак, по его словам, был устроен наилучшим образом, и она должна быть благодарна всем тем, кто позаботился о ее интересах.
Если она ни разу в жизни больше не увидит своего дядю, то не прольет по этому поводу ни слезинки, подумала Корделия, направляясь к своему экипажу, у которого ее ждал Лео.
На бортах кареты красовались родовые гербы князей Саксонских.
— У вашего дяди довольно суровые манеры, — нахмурившись, заметил Лео. — Как я могу догадаться, он не любит проявлять свои чувства.
Корделия, поднимаясь с его помощью в карету, взглянула на него.
— Вам незачем искать для него оправданий, виконт. Заверяю вас, наши чувства друг к другу обоюдны. — Лицо ее в этот момент не выражало ничего, по в глазах стояла горечь. — Будь мои родители живы, возможно, этот отъезд был бы для меня очень тяжелым. А так — пусть все будет как есть.
Она устроилась на обтянутом малиновым шелком сиденье великолепно сделанного экипажа, аккуратно уложив пышные юбки по обе стороны и заполнив ими все пространство.
Лицо ее снова обрело прежнюю живость.
— А Версаль в самом деле столь чудесен, как о нем говорят?
— Только для наивных простушек, — сухо ответил он, ставя ногу на ступеньку складной лесенки.
— Но я отнюдь не считаю себя простушкой, — возразила она.
Он усмехнулся, впрочем, вполне добродушно, и сел в карету.
— Моя дорогая, вы новичок в этом мире и ничего не знаете о темной стороне придворной жизни, но если хотите лелеять в своем воображении блестящие картины, то вольны в этом. Жизнь при дворе вскоре развеет самые наивные мечты.
С этими словами он уселся на противоположном сиденье и тщательно, стараясь не задеть ее пышные юбки, устроил сбоку свою шпагу.
Карета двинулась с места. Корделия выглянула из окна, чтобы обозреть далеко растянувшуюся за ними процессию.
Где-то там, ближе к хвосту колонны, ехала и Матильда, приглядывая за вещами Корделии. По обеим сторонам процессии двигался конный эскорт, по ветру развевались знамена, солнце сияло на затканных золотом одеждах, на серебре конских удил и стремян. В самом конце солдаты вели запасных лошадей, среди которых были ее Люсетта и аргамак виконта.
— А Кристиан едет вместе с вашими слугами?
— Думаю, да. Но он волен сам выбирать, как ему двигаться.
— Хотела бы я посмотреть, как завтра будет выглядеть Полигний, когда на всех заборах появится памфлет, — улыбнулась Корделия, внезапно почувствовав, что с нее как будто свалилась громадная тяжесть.
Лео ничего не ответил на это. Он не очень верил в то, что Корделия и Кристиан, даже во всеоружии правды, смогут сокрушить такого пройдоху, как Полигний, но этого человека следовало по крайней мере заклеймить позором, особенно за присвоение произведений собственных учеников, которые принесли ему большую славу и доходы.
— Императрица была очень любезна с Кристианом, когда он попросил отпустить его, — продолжала Корделия, не обескураженная молчанием своего спутника. — Она подарила ему кошелек с деньгами.
— Угу.
— А как далеко до Мелька?
— Пятьдесят километров.
Виконт явно был не в настроении поддерживать беседу:
Им предстояло остановиться на ночлег в бенедиктинском монастыре в Мельке, и болтаться пятьдесят километров по разбитой дороге в тяжелом молчании едва ли было приятно.
Корделия сделала гримаску.
— У меня есть идея, как дам занять себя в дороге, милорд.
Она порылась в своей дорожной сумке и с торжествующей улыбкой достала оттуда пару игральных костей.
— Вот. Чтобы скоротать время, мы можем сыграть в кости.
Жестом опытного игрока она перебросила кости из одной руки в другую. Лео удивленно взглянул на нее. Страсть к игре была общим грехом всех придворных при каждом королевском дворе на континенте, в том числе и в Сент-Джеймсском дворце в Лондоне. Каждый вечер при дворах проигрывались целые состояния и терялись репутации. Не был исключением из этого правила и князь Михаэль, хотя он предпочитал костям карты. Но станет ли он снисходительно взирать на серьезную игру своей жены — в этом виконт совершенно не был уверен. Хотя, возможно, она ограничится маленькими ставками или бумажными фишками.