Шмуль буквально за руку притащил меня к почти незаметной входной двери между двумя облицованными мрамором небоскрёбами на улице, ясное дело, Сорок седьмой, к маленькому лифту. Тот еле поднял нас гдето на десятый этаж и с облегчением выпустил в едва освещённый узкий коридорчик с узкими же дверями по обеим сторонам. Каждая из этих обшарпанных ветхих дверей была тем не менее снабжена внушительными, сверкающими новизной, экзотическими замками и засовами. Большую часть дверей украшало пять-шесть дешёвых рукописных табличек; позже я узнал, что это были различные «псевдонимы», под которыми могло работать какое-нибудь предприятие скромного алмазного торговца с именем типа Бенни Аштар, численностью в один человек.
«МЕЖДУНАРОДНАЯ АЛМАЗНАЯ КОРПОРАЦИЯ АШТАР»
(небольшая обувная коробка, наполненная странными алмазами, которые он огранил за последние месяцы, вместе с несколькими совершенно безобразными не продаваемыми камнями, которые кто-то оставил ему много лет назад в уплату безнадёжного долга)
«ВСЕМИРНАЯ КОМПАНИЯ ПО ПРОИЗВОДСТВУ ЮВЕЛИРНЫХ ИЗДЕЛИЙ БЕН-АШ»
(несколько непарных сережек, которые он однажды сваял из своих камней, прослышав, чmo на изготовлении ювелирных украшений можно заработать намного больше и гораздо легче, гем на алмазах, но так и не смог продать ни одной)
«МЕЖДУНАРОДНОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ ПО ОГРАНКЕ АЛМАЗОВ И РЕМОНТУ СИМЗЕВ»
(реальное предприятие, состоящее из единственного стола с алмазным гранильным кругом, название которого обязательно включает имена его детей Симона и Зе'евы, хотя все упорно продолжают называть его «Гранильная мастерская Бенни»)
«РЕДКИЕ И ЭКЗОТИЧЕСКИЕ КАМНИ БЕНДЖАМЕН ЛИМИТЕД»
(два кило «розового льда» — кирпичиков искусственного циркония, которые его уговорили купить ещё в 1993 году, когда они были в моде в течение полугода, но Бенни попридержал их на семь месяцев в надежде, что цена будет продолжать расти, а теперь его страховой агент недоволен тем, чmo пакет занимает слишком много места в его сейфе, и считает, что его надо просто выбросить)
По мере того как мы приближаемся к странной входной двери, всё громче и громче становится слышно высокое комариное пение, как будто подходишь к огромной пещере, в которой, запертые как в ловушке, тучами вьются миллионы этих тварей. Сама эта громадная металлическая дверь представляет собой некое хитроумное сооружение стального серого цвета без номера и вообще без каких-либо табличек. Высоко над дверью, из-под самого потолка, своим всё(не)видящим оком на нас таращится видеокамера слежения.
Шмуль нажимает на кнопку звонка, и мы ждём.
Никакой реакции.
Он нажимает ещё и ещё, и наконец из-за двери раздаётся крик: «И уже хто там?»
Камера-то, ясное дело, как всегда, не работает — ни у кого нет ни времени, ни желания её чинить.
«Шмуль!» — «Таки о'кей». — И вы слышите, как отпираются бесчисленные замки, щеколды, запоры, цепочки, задвижки, крючки, защёлки, засовы, — наконец дверь со скрипом открывается.
Шум вырывается наружу, влетает вам в уши, заполняет голову. Такое ощущение, что получасовая какофония прогулки по нью-йоркской улице — визг тормозов, завывания клаксонов, грохот отбойных молотков — сжата в несколько аккордов. Шмуль проходит вперёд под первыми пристальными взглядами хозяина мастерской — «Вэй, всё в ажуре, он со мной» — и тащит меня через «западню» (которая тоже сломана) в саму мастерскую.
Одна-две головы на границе, за которой начинается уже просто сплошной шум, поднимаются и, оценив ситуацию — вроде не ограбление и не покупатель, — сразу опускаются обратно, спеша удостовериться, что алмаз едва ли в микрон не сошлифовался на нет, пока они вертелись.
Комнату перегораживают с пяток длинных и узких, как ребра, столов.
Каждый стол снабжён тремя-четырьмя вращающимися металлическими кругами, и перед каждым кругом сидит на высоком стуле огранщик, склонившись над своим камнем. Места располагаются с обеих сторон для экономии ценнейшего офисного метража — чуть ли не самой дорогой недвижимости в мире, поэтому одного огранщика отделяет от другого, сидящего наискосок, всего несколько футов. Проводя на стуле от десяти до четырнадцати часов, вы видите только лица парней наискосок, — хорошо ещё, если с ними есть о чём поговорить.
Такого освещения, как на алмазном производстве, нет больше нигде.