И вот настал день, который Мутаре потом долго вспоминала с торжеством – к ней пришел гонец от Катерины, воздушный элементаль Тамар, с просьбой поддержать Эрафию в войне с криганами. Большего удовольствия Мутаре не доставил бы и разгром Эрафии Криганской империей или даже Нихоном. Потому что было уже такое в истории, во времена Первой эрафийской кампании или, как называли ее эрафийцы, войны Восстановления. Мутаре родилась через два года после тех событий, но их подробности были хорошо знакомы ей со слов Деемера, прошедшего всю кампанию с начала до конца. Деемер, которому эта война принесла только позор, с досадой рассказывал: имея существенное превосходство в силах и не без оснований рассчитывая на успех, подземцы вторглись тогда в Эрафию, захватили столицу, свергли правителя - ну и что с того? Люди не покорились, вели партизанскую войну, а потом с совсем небольшой армией пришла из Энрота та самая Катерина, и, призвав под свои знамена местных жителей, изгнала захватчиков, уже готовых праздновать победу. Что еще раз доказывало: народ не побежден, пока не сломлен его дух. А сейчас ситуация была совершенно иная: гордые и принципиальные эрафийцы, всегда кичившиеся своей преданностью идеалам Света, не погнушались приползти за помощью к тем, кого всегда считали воплощением зла. Слушая гонца Катерины, Мутаре испытывала истинное блаженство: судьба Эрафии, еще недавно самой могущественной антагарихской державы, была теперь целиком в ее руках. Лишь от ее воли зависело сейчас, дать ли этой стране шанс на спасение – или же обречь ее на неизбежную гибель в борьбе с превосходящими врагами. Деемер советовал гнать эрафийского посланника в шею, но Мутаре не спешила с решением. Конечно, увидеть, как кригане наконец раздавят злосчастную Эрафию, было бы очень приятно. Но вдвойне приятно было бы наслаждаться ничтожеством и унижением некогда великого народа, вынужденного испытывать благодарность к заклятым врагам. Изрядно помучив эрафийцев длительными раздумьями, Мутаре в конце концов согласилась помочь: пусть теперь по гроб жизни чувствуют себя обязанными ей! К тому же объединение сил для разгрома Криганской империи повышало шансы на то, что демоны не смогут посягнуть на Нихон.
А год спустя Мутаре впервые увидела знаменитую королеву Катерину. Эрафийская правительница прибыла в Нихон ознакомиться с показаниями пленного эофольского генерала Ксерона, знавшего ценные сведения, необходимые для победы над Криганской империей. Предыдущие допросы Ксерона Катериной были безуспешны, и Мутаре, поняв, что мягкотелым эрафийцам никогда не вырвать из него нужные данные, решила показать незадачливым союзникам, как надо действовать в подобных случаях. Она милостиво предложила свою помощь, Ксерона переправили в Нихон, и уж там с пленником не стали церемониться – он быстро выложил палачам всё, что хотела узнать эрафийская королева.
Вопреки ожиданиям Мутаре, Катерина при встрече держалась уверенно и с достоинством. Она была глубоко признательна за помощь, но в ее поведении совсем не чувствовалось униженности и заискивания – она говорила с Мутаре как равная с равной. Несмотря на бедственное положение Эрафии, Катерина явно знала цену себе и своему народу. Несомненно, у этой женщины, не раз выигрывавшей почти безнадежные войны, был не только стратегический талант, но и железный характер, и Мутаре невольно прониклась к ней уважением – она всегда уважала силу. Ей даже показалось, что они с Катериной чем-то схожи – обе обладают суровым нравом и несомненно сильной волей, обе пришли к власти в тяжелые моменты истории своих стран, испытав за время правления немало трудностей. Но иллюзии близости рассеялись, когда эрафийская королева заявила, что не станет казнить Ксерона и ограничится лишь тюремным заключением. Это было особенно удивительно, если вспомнить, что десятью годами раньше она сошлась с Ксероном в смертельной схватке за Клинок Армагеддона – и осталась лежать на поле боя, жестоко израненная. Будь на ее месте Мутаре – она безжалостно отомстила бы обидчику при первой же возможности. Нет, всё-таки они с Катериной были совершенно разными, и за ними стояли два глубоко чуждых друг другу мира – каждый со своими идеалами, мировоззрением и традициями. Их союз выглядел противоестественным, и было ясно: едва ли он окажется долговечным.
С тех пор прошло почти полвека. Давно уже не было в живых не только Катерины, но и ее сына, энротского короля Николая, а Мутаре, несмотря на солидный по человеческим меркам возраст, всё еще находилась в расцвете сил. Причем, в отличие от Аламара, Деемера и многих других подземцев, она не пользовалась магическими молодильными средствами – завидное долголетие было унаследовано ею от матери. Перевоплотившись в дракона, Мутаре Первая стала почти бессмертной и, если бы не Джелу, могла прожить еще несколько веков. Дочери, более человеку, чем дракону, был отпущен гораздо меньший срок, но и она, разменяв седьмой десяток лет, не прошла еще и половины своего жизненного пути.
За минувшие десятилетия последствия Судного дня в ее королевстве были почти ликвидированы. Завалы в туннелях в основном разобрали, разрушенные города восстановили, благодаря мерам по поощрению рождаемости численность населения даже превысила прежнюю. Процветание Нихона особенно впечатляюще выглядело на фоне остальных стран Антагариха, которые, за исключением только Эофола, до сих пор пребывали в упадке. Покорить их сейчас не составило бы особых проблем, но Мутаре, несмотря на подстрекательства кровожадного Деемера, не спешила с агрессией. Эти страны не мешали ей, угроз не создавали, ценных ресурсов не имели – так какой же резон был завоевывать эти испепеленные пустыни, неся лишние потери? Упиваясь превосходством над соседями, Мутаре с гордостью осознавала, что ее честолюбивые мечты о возрождении былого величия Нихона полностью сбылись: она обеспечила королевству даже большее богатство и могущество, чем ее мать. Разумеется, это требовало от королевы не только ума и таланта, но и очень жесткого стиля правления. Она не добилась бы этих успехов, если бы не держала народ в строгости и постоянном страхе, безжалостно подавляя малейшие попытки неповиновения. Владычица знала: чтобы в государстве был порядок, необходимо обеспечить беспрекословное соблюдение законов, жестоко карая любого, кто посмеет их нарушить. Этой задаче и служили такие акции устрашения, как предстоявшая сегодня казнь.
Мутаре выглянула в окно. Стражи-троглодиты уже сгоняли на площадь колонны закованных в цепи преступников, поторапливая отстающих суровыми окриками и тыкая копьями им в спины – значит, и ей пора было готовиться к выходу. Уйдя в свою личную комнату, королева облачилась в длинное парчовое платье, а на голову надела массивный золотой венец, богато украшенный рубинами и изумрудами. А чтобы предстать перед подданными во всем блеске, она достала из шкатулки драгоценную брошь, подаренную на прошлой неделе эрафийским королем в честь очередной годовщины разгрома криганских пришельцев. Это был изящный серебряный цветок с шестью ажурными лепестками, в середине которого сверкал крупный голубоватый алмаз. Эрафийские послы, вручая украшение королеве, уверяли ее в особой ценности этого камня, купленного у элементалей, которые после войны заселили территорию бывшей Криганской империи. По их словам, алмазы из недавно обнаруженных там месторождений обладали магическими свойствами, делая владельца менее уязвимым для вредоносных чар и несколько повышая действенность заклинаний, творимых им самим. Вспомнив ту встречу с послами, Мутаре презрительно усмехнулась: как же эрафийцы слабы в магии, если впечатлились столь скромными свойствами камня – и как боятся подземцев, раз не пожалели такого ценного, на их взгляд, артефакта, чтобы только задобрить владычицу Нихона! Самой же ей, сильной и опытной колдунье, вещь с подобными качествами представлялась не более чем красивой побрякушкой. Но эта брошь отлично подходила к ее парадному одеянию и, кроме того, грела душу напоминанием о превосходстве над ненавистной Эрафией. Приколов украшение к воротнику платья, Мутаре направилась к выходу.