Можно ли надеяться, что мне не уготована встреча с Захаром Дмитриевичем Колчаком? Не переживу, если допрашивать меня явится именно он.
Когда прибыли в Болдино, меня сразу же отвели в Дом Советов, где глава поселения, седовласый мужчина с усами и глубоко посаженными глазами, плотного телосложения, в костюме с эмблемой Эдмора на левой груди – коршуном, разрывающим добычу, - приказал немедленно отправить меня в одиночку.
Я даже не знаю, что в тот момент озадачило меня больше: то, что меня не будут допрашивать в тот же миг, или то, что разместят в одиночке. Как опасных или находящихся на особом контроле у властей преступников.
Я со спокойствием, которому сама же и позавидовала, молчаливо приняла этот приговор, а когда, схваченная охранником, выходила из кабинета главы поселения... неужели выражение, мелькнувшее на его лице, – жалость?..
Охранник, подталкивая в спину, чтобы шла быстрее, провёл меня, минуя мрачный длинный коридор и ряд камер, из которых на меня с любопытством поглядывали другие заключённые, наконец остановился у одиночной камеры. Снял наручники с моих рук, толкнув внутрь небольшого мрачного помещения, напоминающего подвал. И запер дверь, заскрежетав замками. Отсюда нет выхода - с такими словами обращались ко мне скрипящие замки. И я им верила. Отсюда действительно невозможно сбежать.
Я огляделась. Койка-нары, низкий деревянный стол на одной ножке, туалет в углу (как предусмотрительно!), узкая полоска света, пробивающегося сквозь зарешёченное окошко, бетонный пол и каменные стены. Одиночка во всей своей красе!
Обхватив себя руками, я сделала несколько шагов по комнатушке-камере и села на койку, намереваясь ждать своей дальнейшей участи и надеясь за это время не сойти с ума.
Мысли путались: я старалась вспоминать лучшее, что было со мной за последние годы, но память, будто в насмешку, подсовывала только грустные воспоминания. Арест отца - и людей в чёрных масках, пришедших в наш старый дом. Наша последняя с ним встреча, которая закончилась потоком слёз, соплей и рыданий. Неожиданный дар Зои, ставший для нас проклятьем. Внезапное исчезновение матери и тщётные попытки узнать, куда она делать и почему. Страх, растерянность, разочарование и обида, что поселились в душе. У меня была только Зоя. Сестра, которую я отчаянно любила и которую готова была защитить любой ценой. Я знала, что так произойдёт. Да, краешком сознания, крошечным уголком своей растерзанной в клочья предательством души я отчётливо понимала, что тайна, которую мы с Зоей хранили столько лет, может в итоге привести меня именно в это место – мрачное, холодное, пугающее. И я лишь надеялась, что эта тайна приведёт сюда меня одну. Меня – но не Зою!
Мысли плавно перетекли к сестре. Как она справится? Доберётся ли до нужного человека, поможет ли тот ей или сдаст властям, заподозрив неладное. Например, то – почему её старшую сестру арестовали, а она отважилась на побег из страны, даже не пытаясь помочь той выбраться из заключения! Самое главное, что она не наделала глупостей – с её-то характером! Ей нужно бежать, скрываться... Мне, если меня обвинят в преступлении, она уже ничем не сможет помочь. Да и Колчак... Этот страшный человек ни перед чем не остановится. Наверняка ему уже доложили, что арестованную сегодня преступницу, нарушившую закон, зовут Ярина Смолова, и она – да-да, вы не ослышались! – дочь того самого... государственного преступника. Яблочко от яблоньки, как известно, падает недалеко, вот и она теперь – в ожидании своей участи...
Заслышав скрежет открывающихся замков, я поначалу вздрогнула и настороженно прислушалась. Села на нарах, провела рукой по голове, приглаживая светлые волосы, успевшие сильно загрязниться.
Вот за мной и пришли. Поведут на дознание. Наконец-то?.. Или – почему так скоро!? Неизвестность пугала, но тот вердикт, который обязательно мне будет вынесен после проведения процедуры, пугал еще больше.
Сердце бешено застучало в груди, когда железная дверь медленно распахнулась, скрежеща металлом.
- Гражданка Смолова! – рявкнул охранник, оглядывая камеру, и, найдя меня на кровати, приказал: – На выход!
Я поднялась и неспешно прошла к двери. Защёлкнулись на моих запястьях наручники. Охранник проводил меня, опять минуя темный мрачный коридор и жадные, неистовые взгляды заключённых, в какую-то комнатку, что находилась в другой части тюрьмы. Открыв передо мной дверь, он приказал мне садиться и ждать: ко мне должны прийти, - а сам скрылся, едва я ступила на порог этой коморки.