Выбрать главу

Эх, если бы не комитетская подстава!

«Знали же, уроды, заранее. Все в свои игры играют. Сообщи они хоть за день, можно было бы выгнать в сторону от батальона мобильный маловысотный радиолокационный пост и держать ситуацию. Тогда глуши батальон не глуши, а „воздух"[40] пойдет „наверх". Не зря на случай войны это и предусмотрено, и у нас, и у них за бугром. А теперь сидим слепые и глухие».

Дед отвернулся от планшета. Согнал охватившее было оцепенение. Нужно искать выход. Вызвал в памяти ТТД[41] основных ППОИ стран НАТО. Вряд ли здесь используются самоделки, скорее всего, какие-нибудь фабричные образцы. Если передатчики помех глушат станции в широком диапазоне частот, значит, скоро это прекратится — сядут аккумуляторы. Для такого излучения нужна приличная мощность. Но за это время, пока кончится заряд, цель может добраться до любой точки засвеченной зоны.

Для перехвата необходима одна РЛС и одна радиостанция — для связи с пилотом истребителя. Кроме того, есть непременное условие: чтобы трасса полета цели попадала в зону обнаружения этого локатора, а вынос радиостанции должен находиться возле ВИКО этой РЛС. Всем этим Дед не располагал. Хотя бы координаты цели узнать для начала, тогда можно будет поднять на поиски перехватчик. Без наведения с земли его шансы обнаружить уходящую на малых высотах летающую лодку мизерны, но надо же хоть что-то предпринять.

Дед взял микрофон и вызвал Северный пост, он решил узнать, что там нового. Если цель уже в воздухе, нужно на худой конец уточнить, каким курсом она уходит. Наверняка к границе, у «гостей» тоже мало времени.

ГЛАВА 28.

ЛЕТО 1945 ГОДА.

КЕЙПТАУН.

Жизнь потеряла всякий смысл. Шесть дней в неделю пыль, жара и несмолкающий грохот механизмов. По ночам москиты и все та же жара. Что ни день, обвалы и оползни. На мгновение все останавливается, клеть поднимает на поверхность распухшие черные тела, а потом работа возобновляется. Работа с утра до ночи. С наступлением темноты удар колокола — отбой. На заплетающихся ногах — к бараку. На столе из необструганных досок тусклый круг от слабой лампы. Очередная бутылка под лай собак охраны.

Сначала он пил, чтобы уберечься от дизентерии, потом из-за безысходности и тоски, поговорить, и то не с кем. С Вилли им теперь удавалось видеться лишь изредка по выходным, у приятеля появились какие-то новые дела и знакомые. Да и не удивительно — парень моложе на два десятка.

На шахте он единственный инженер, европейцев, кроме него, охрана из демобилизованных англичан и вечно пьяный врач. Доктор-ирландец не жалует охранников, они платят той же монетой — что-то вроде локальной холодной войны.

Здоровенные парни еще помнят прошедшую войну, им не все равно, кто на чьей стороне воевал. Некоторые прошли Эль-Аламейн. А то, что инженер — русский, только подливало масла в огонь. Кое-кто из охранников был участником северных конвоев, знавал других русских. Пришлось молча сносить презрение окружающих.

С утра снова пыль, жара и грохот. Вечером — учет результатов работы, обязательная проверка рабочих, чтобы ни один ничего не утаил и не вынес за колючую проволоку. Отбой, и до утра территория лагеря и разработок превращается в осажденную крепость. Лай, вой зверья за забором, иногда выстрелы в темноту. Тот же концлагерь, только узники запираются в нем сами, добровольно. И стоило ради этого терпеть столько мук? Знать бы тогда в тундре, чем все кончится…

Выходные — долгожданная отдушина. Можно весь день валяться на кровати в гостинице и ничего не делать. Идти некуда, знакомых нет. Слоняясь по городу без всякой цели, забрел в православную церковь, простоял всю службу и не ощутил ровным счетом ничего, все чувства умерли. Спасаясь от жары, вернулся в гостиницу, не раздеваясь плюхнулся на застеленную кровать, рука привычно потянулась к бутылке на тумбочке. Кругом одно скотство. Может, покончить со всем этим? Один выстрел, и все. Но даже пистолет взять, и то лень, для этого нужно сесть и дотянуться до пиджака на спинке стула.

Бесшумно вошла темнокожая горничная. Она смахивала пыль метелкой из перьев, а он несколько минут с абсолютно пустой головой наблюдал, потом встал, запер дверь на ключ, бросил на стол пачку рандов и опрокинул женщину на кровать. Руки нащупали упругое, еще молодое тело, в висках застучало. Может, именно этого ему и не хватало? Негритянка не сопротивлялась, глядела в пространство ничего не выражающим взглядом. Он, впившись взглядом в пустые глаза, тяжело навалился сверху. Сначала горничная не шевелилась, потом участилось ее дыхание, она стала отвечать на ласки.

От удара в дверь сорвался крючок, вбежал Роттерн, швырнул женщину на пол, а ему отвесил полновесную затрещину. Пока он приходил в себя, Вилли дал горничной денег и вытолкал ее за дверь.

Наклонившись к компаньону, бывший обер-лейтенант зашипел:

— Совсем сбрендил? Забыл, что ты не в Европе? Это Южно-Африканский Союз, знаешь, что предусматривает закон за связи с темнокожими? Дурак, здешний судья впаяет тебе столько, что небо с овчинку покажется.

В ответ инженер бессильно разрыдался. Тоска, тоска и пустота.

После этого случая они не разговаривали две недели. Первые шаги к примирению сделал немец. В следующую субботу Вилли разбудил его пораньше. Бросил:

— Собирайся.

— Куда?.. Я никуда не хочу, — отмахнулся инженер и потянулся к бутылке.

Привычной посудины на тумбочке не оказалось. Вместо нее Роттерн подложил бритвенный прибор.

— Собирайся, на месте узнаешь. Нас пригласили в гости. Пойдем, пойдем, тебе понравится.

— Что тут может быть такого, чего я не видел и что могло бы мне понравиться?

— Давай, давай, брось на меня дуться. Сам виноват.

Без особого энтузиазма инженер поддался настойчивости приятеля. Вилли заставил его надеть самый приличный костюм, повязал новый галстук. Вздохнув, инженер приготовился терпеть муки от жары и духоты.

В этом районе Кейптауна ему еще бывать не доводилось. Опрятные, укутанные зеленью дома; тишина, прохлада, чистые тротуары. Низенький декоративный заборчик, звуки фортепьяно. Высокий чистый женский голос пел. Инженер вслушался и обмер, по телу прошла горячая волна: это же по-русски! Под знакомый мотив «Утра туманного» нахлынули воспоминания. Возникло чувство нереальности происходящего. Господи, здесь! Это просто невозможно! Стряхнув оцепенение, он вопросительно посмотрел на приятеля, тот, улыбаясь до ушей, распахнул калитку.

По выложенной плитами дорожке они приблизились к дому. На веранде собралось несколько человек. Хозяин встал с кресла-качалки, шагнул навстречу.

— Добро пожаловать, господа, вы как раз к завтраку.

Инженер, все еще не веря собственным ушам, поднялся по ступенькам. Хозяин приветствовал на родном языке!

— Давайте знакомиться, Разин Лев Петрович, Полина Семеновна, моя жена, сын Петр, в честь деда окрестили, и дочь Вера. Вилли, представьте же нам наконец вашего друга, а то он от удивления дар речи потерял.

— Поклонский Алексей Кириллович. Прошу любить и жаловать. Ваш соотечественник, можно сказать, прямо с переднего края борьбы с большевизмом. — Вилли рассмеялся. — Совсем недавно из России, еще толком не акклиматизировался.

Инженер сумел лишь четко, по-военному, кивнуть, подтверждая слова товарища. Хозяин и его домочадцы словно отошли на задний план, как статисты в кино. Не отрываясь, он смотрел в удивленные глаза девушки. Большие и чуть наивные. Тонул в их глубине.

— А вы правда из России? А какая она?

— Ну, она…

Он улыбнулся, не найдясь с ответом. Грудь переполнилась давним, уже почти забытым чувством. Оно возникает, когда после долгой отлучки возвращаешься домой.

Говорят, что поздняя любовь самая прочная. С этим он не взялся спорить, потому что раньше ничего подобного с ним не бывало. Временами ему казалось, что они жгут свечу с двух сторон. Теперь все отошло на второй план, но самым страшным было бы потерять то, что он обрел так запоздало. Хотелось думать, что любовь пришла навсегда, но он все еще боялся в это поверить. Видимо, это свойство русской души — постоянно мучить себя сомнениями и терзаниями, придумывая очередное объяснение смыслу жизни и своим чувствам. «А что она, любит ли? Что обо мне думает? Насколько это для нее серьезно? А разница в возрасте, разрешат ли ей родители?» Он в сотый раз задавал себе эти вопросы и боялся получить на них ответ. Когда он поделился своими страхами с Роттерном, тот не выдержал и расхохотался:

вернуться

40

«Воздух» — радиолокационная информация.

вернуться

41

ТТД — тактико-технические данные.