По мере смещения цели к зоне ответственности батальона остальные части теряли ее и «выключались». Средства батальона тоже потеряли «птичек», но подчиненные радиолокационные роты их все еще «вели», и батальон пребывал в «готовности-1». Комбат, по народному прозванию Дед, недобрыми глазами наблюдал за каракулями дежурного планшетиста и медленно закипал. Ефрейтор Исраилов старательно рисовал трассу цели, запутывая в клубок ее ломаную траекторию. Цель вела себя странно: облюбовав несколько озер, последовательно облетала их, снижаясь над каждым.
— Что они там шарахаются? — в который раз задал этот риторический вопрос оперативный дежурный пункта управления лейтенант Будный. Он прилежно потел и ерзал в кресле. Присутствие в зале БУ[9] Деда и его угрюмое молчание действовало оперативному на нервы. Не он же, в конце концов, виноват, ну прилетели эти чертовы птицы в его дежурство, так что ж теперь, сделать «ку два раза»?!
Наблюдая за лейтенантскими терзаниями, тихонько посмеивался начальник РЛУ[10] Андреев. Он давно знал командирскую привычку и научился не принимать ее близко к сердцу. По частям ходила байка, что Дед, будучи «ответственным», наведался на передающий центр с проверкой, молча просидел там три часа и ушел, так и не проронив ни слова. Дежуривший солдат остался на посту в полнейшей прострации. Полночь, вокруг дикий лес, ни души. А твой гость молчит и ест тебя глазами. Тут любого холодный пот прошибет. Несколько раз звонил оперативный дежурный, давал команду «перестроить» передатчик. Радиомеханик выходил в аппаратный зал, а по возвращении заставал неизменную картину — Деда, сидящего в позе «скифской бабы»: глаза чуть прищурены, руки сложены на животе, и за все это время хоть бы на миллиметр с места сдвинулся! Дед не проронил ни слова, пока боец докладывал о перенастройке, пока узнавал качество связи, пока вносил записи в аппаратный журнал. Потом комбат так же молча вышел, а несчастного воина еще долго била нервная дрожь. С точки зрения Деда все было нормально. Он понаблюдал за действиями дежурного. О чем говорить, если недостатков не обнаружено?
По другой легенде, прибыв на подчиненную точку с проверкой, Дед отворил дверь «уазика» и одновременно с постановкой ноги на землю проронил: «Офицерам — казарменное положение, роте — готовность номер один». Отбой всего этого дела состоялся лишь по окончании проверки, когда за поворотом лесной дороги скрылись огни комбатовского автомобиля.
Будный попал в часть недавно и всех ее особенностей еще не знал. Мрачное молчание командира вызывало у лейтенанта паническую уверенность, что он в чем-то оплошал и делает все новые ошибки. Следящий за его муками Андреев уже с трудом удерживался от смеха.
Если не придавать особого значения свойствам характера Деда, надо сказать, что он был командиром от Бога. Часть так долго считалась лучшей в дивизии, что все к этому привыкли. Расчеты дежурили слаженно, солдаты были всегда накормлены, офицеры знали свое дело. Дед умел добиваться порядка в службе и быту.
В зале боевого управления царил полумрак. Дед молчал, Будный страдал, а начальник штаба майор Силинкович контролировал работу расчетов на рабочих местах и выдачу информации «наверх» — в полк. Вообще «по готовности» боевой работой управляет командир, но Дед великодушно дал НШ возможность «потренироваться». А тому и в голову не пришло бы напомнить командиру о его доле «общественно полезной нагрузки». Впрочем, все шло обычным порядком и настоящих причин для треволнений не возникало. Уже только одна рота следила за стаей, да и то по данным вынесенного радиолокационного поста. Скоро цель должна была вообще уйти из зоны ответственности батальона.
Очередной доклад ротного дежурного по пункту управления внес «элемент новизны» в благодушное состояние НШ. Принявшему донесение Силинковичу напомнила о себе застарелая язва.
— Товарищ подполковник, — по уставному обратился он к комбату, — Сосновый, по данным Северного поста, дает малоразмерную в составе цели, тип не установлен.
Дед, он же командир отдельного радиотехнического батальона подполковник Кайманов, взял управление на себя. Доложив о новых обстоятельствах в полк, он занялся уточнением информации. Кайманов вдавил кнопку вызова в пульт связи, и телефонист в Сосновом подпрыгнул на своем рабочем месте. Комбат все делал обстоятельно, даже посылка вызова у него всегда была характерная: при плохом настроении — не меньше тридцати секунд, при хорошем — секунд десять.
— Олсуфьева, — бросил Дед в трубку и, дождавшись ответа, спросил: — Ну, что еще за новости у тебя?
— Северный пост выдал малоразмерную в составе цели, по которой мы работаем, — осторожно доложил ротный.
— Характеристики, тип, курс уже уточнили? — Так бесстрастно ронять слова могла разве что статуя Будды, если бы обрела дар речи. — Цель сейчас в районе поста, пускай возьмут бинокль и визуально установят, что это такое.
Ротный Северного Олсуфьев начинал «терять лицо»:
— Докладываю по данным «Тамары»: их фланговый пост эспээл[11] в автомате выдал на наш центральный данные о малоразмерной, а сами мы ничего, кроме стаи, не видим, и с постом связи нет…
Дед «созрел». Маска отрешенности исчезла.
— Как же вы принимаете данные?
— Они идут в автомате на центральный в режиме передачи данных, а сам Северный не отвечает ни по телефону, ни по радио. Я ж еще на прошлой неделе вас просил связиста туда послать, — заюлил Олсуфьев.
— Своего посылай, у тебя потеря управления, а не у меня. И сколько же это с постом нет связи?
— Да чуть больше часа, мой ездил на прошлой неделе, все равно толку нет, — гнул свою линию ротный.
— Что-о? У вас целый час нет связи с точкой, и вы ничего не делаете?
— Почему не делаем? Мы же в «готовности» и по радио их вызываем.
Лицо было потеряно, возможно, вместе с летним отпуском.
С точки зрения Деда с таким же успехом ротный попробовал бы докричаться до поста, сложив ладони рупором. Сопя от досады, Кайманов доложил о результатах беседы в полк. Хотя точки подчинялись батальону только в плане несения дежурства, Дед считал себя в ответе за все происходящее в его «кусте». Разбираться все равно больше некому, на просторах Севера нет ни одного начальника с такими, как у него, возможностями и полномочиями. Дед приступил к делу: повернулся к окну с видом на приемный центр, толкнул прозрачную пластиковую створку и немигающе уставился на начальника отделения связи Толика Давыдова.
— Лейтенант, у тебя есть радио данные на Северный пост?
— Чьи, наши или Соснового?
— Любые, попробуйте их вызвать… — Командир захлопнул окно и приготовился ждать.
Давыдов служил в батальоне второй год и успел акклиматизироваться. Когда-то именно Дед оставил у себя в батальоне зеленого лейтенанта, предназначенного вовсе не для батальона, а для одной из точек. Какие соображения повлияли на выбор Деда, осталось его тайной. В людях комбат ошибался редко. Толик окончил авиационное училище электроники в Харькове и среди других юных выпускников выделялся только летной формой. Когда молодежь представлялась для прохождения службы, Дед прошел вдоль шеренги, пристально посмотрел в глаза каждому и ничего не сказал. Потом все разъехались по точкам, лишь Давыдов остался. По сути батальон тоже был точкой, но сюда стекалась вся информация с периферии, поэтому он был главным пунктом управления. Из таких же точно соседних батальонов сведения уходили в полк и выше.