Шторм затих. В предутренней мгле мигали огни вокруг посадочной площадки, под натиском ветра клонились к земле омытые дождем пальмы. На острове давно уже никто не жил. Его вычистили, обустроили для кратковременного отдыха, соорудив небольшой жилой комплекс, но никто из членов семьи не находил привлекательной идею провести на Браззале хотя бы день.
Когда приборная доска погасла, Зира, прихватив свой легкий чемоданчик, ступила на дорожку из гравия, ведущую через пальмовую аллею к жилью. В доме было темно.
— Лавиния! — весело позвала она, переступая через порог. — Подъем!
Она обошла все двенадцать комнат, по пути везде зажигая свет. Груды книг, мягких игрушек, кукол… Девочки не было. Зира вышла из дома.
— Лав! — начиная волноваться, кричала она, обходя обжитую часть острова.
Небо чуть посветлело, но серая мгла еще не отступила. В потрепанных ливнем пышных зарослях вдоль дорожек щебетали розовые голуби и черно-белые бульбули с острыми хохолками. Под ноги ей выскочил маленький пятнистый мангуст, обнюхал землю и исчез в кустах. У Зиры сохло во рту. Под пристальным вниманием стайки из нескольких макак она сорвала плод гуайявы, чтобы его кисловатой мякотью на ходу утолить жажду.
Пройдя по дорожке между шелестящими стенами сахарного тростника, она оказалась на пустынном пляже. Океан плескал на берег тяжелыми черными волнами. Резкий ветер гнал по небу темные барашки облаков, закрывавших звезды. У ветхого мостика не было перил, доски были скользкими от перекатывающихся по ним волн. Зира сбросила туфли и босиком осторожно добрела до того места, где мост кончался. Железная клетка была опущена в океан…
Если ты не откроешь клетку сразу, ты никогда ее не откроешь…
Сколько времени она там? Несколько часов… или несколько дней?.. Неужели сегодня, ночью, в шторм?!..
Лавиния не могла вернуться в клетке — ее можно было поднять только с поверхности. Зира смотрела в глубину до рези в глазах и прислушивалась. Потом включила подъемник. Пока клетка поднималась, она думала о том, что прошло больше шестидесяти лет с того самого дня и что за это время Роа мог умереть. И тогда он не пришел на помощь маленькой девочке, не защитил ее от акул, и она напрасно звала его, стучала железом о железо… «Это нечестно, Роа, — заплетающимся языком сказала Зира темной воде, — ты всегда был спасением для нашей семьи…»
Клетка была пустой. Глядя на открытую дверь, Зира жадно хватала ртом воздух. «Нужно надеть белое, чтобы он узнал тебя… Нужно надеть перчатки, а под платье — гидрокостюм, иначе ты обдерешься в кровь о его жесткую, как наждак, шею, и соленая вода разъест твою кожу…Ты должна подчинить его себе…Он не должен бояться… Нельзя погружаться глубоко…Когда у тебя начнет кружиться голова, возвращайся…Ты должна быть хитрее его…У него броня — у тебя сила… В шторм — нельзя! Это погибель — в шторм…»
Как в бреду, Зира повторяла все новые и новые предостережения девочке, которая хотела излечиться от страха; наставления, которые давно нужно было сделать. Но она все тянула, наивно полагая, что Лавиния должна сначала в полном одиночестве впитать в себя воздух этих мест, почувствовать, угадать великий смысл обряда, пробудить в своей крови это безумство бесстрашия, недоступное другим… Очевидность собственной вины встала перед Зирой во всей ее ясности — это она сама не успела, не смогла уберечь Лавинию…
— Роа! — закричала Зира, сквозь слезы глядя на черный океан. — Зачем ты это сделал?! Верни ее!
Воды забурлили и вспенились. Огромный серый зверь, властелин глубин, вынырнул рядом с мостиком, и с его шеи спрыгнула на скользкие доски худенькая девочка с остриженными до плеч светлыми волосами. Она сорвала с лица маску и махнула рукой — Роа ушел в пучину.
Увидев скорбную фигуру Зиры, Лавиния радостно пискнула и бросилась к ней. Зира без слов крепко прижала ее к себе и принялась целовать в мокрую макушку.
— Мне холодно, бабушка, — пролепетала девочка посиневшими губами. У нее зуб на зуб не попадал.
Зира быстро сняла с нее перчатки и белый гидрокостюм и закутала в свою теплую куртку. Обнявшись, они медленно пошли по мосту на берег.
— Почему в шторм?
— Это интересно.
— Почему ночью?
— При солнце — просто…
— Он узнал тебя?
— Сразу. Когда я снова увижу их, — Лавиния говорила о детях, — я скажу им то же, что сказала ему: «Я не боюсь…»
— Когда это случилось? — В глазах детектива было восхищение.
— Пять лет назад. Лавинии тогда было семь. — Зира улыбнулась, невольно заражаясь его восторгом, и тут же погрустнела. — Теперь вы понимаете, Скальд, что за эту девочку не нужно бояться? Не нужно бояться, что она будет бояться…
Глава третья
Нон — Порт-О-Баск
Патрульный модуль плавно кружил над восьмым районом Центрального сектора Имбры. Работа патруля в этом районе всегда была непыльной, напротив, доставляла дежурным массу удовольствий — природа была изумительной красоты, прозрачный, как свежевымытое стекло, воздух казался на вкус просто сладким, а преступления общими усилиями были сведены к нулю. В окраинных секторах ребятам, конечно, приходилось попотеть, а здесь — здесь был просто курорт, рай, поэтому за счастье подежурить в Центральном районе полицейским обычно приходилось побороться.
— В точке номер пятьсот сорок три — человек, подпадающий под пункт пять, — сообщил бдительный компьютер, не имеющий, в отличие от людей, привычки расслабляться.
— Угроза общественной морали? Максимальное сближение, — приказал Гринсвиль, старший патрульный, и модуль камнем упал перед странным человеком на длинную пустынную дорогу, обсаженную гигантскими секвойями.
Патрульные спрыгнули на землю. Человек в сером балахоне и с лысой зеленой головой стоял неподвижно, а когда офицеры приблизились, поклонился им так доброжелательно и кротко, что те сразу заподозрили неладное.
— Можем мы поинтересоваться, куда вы направляетесь, господин? — спросил Флин, второй патрульный, невысокий крепыш с цепким пронзительным взглядом; у него и хватка была бульдожья, Гринсвиль не раз убеждался в этом.
Человек снова отвесил поклон и спокойно взглянул на патрульных. Он не нервничал, как сообщил Гринсвилю в наушники специальный прибор, оценивающий по шкале индекс агрессивности каждого потенциального преступника.
— Вы разрешите произвести идентификацию вашей личности? — спросил Флин, осторожно устраивая правую руку на кобуре.
Лысый поклонился и протянул ему палец. Флин быстро приложил мизинец к идентификатору, взглянул на результат и показал прибор Гринсвилю. Оба переглянулись и отдали лысому честь.
— Вам что-нибудь нужно, господин Рикани? — спросил Гринсвиль и получил в ответ низкий поклон. — Вы хорошо себя чувствуете? — Снова поклон. — Эта дорога ведет в космопорт, вам это известно? — Поклон. — Ну что ж, — с кислой гримасой произнес Гринсвиль, — не смеем вас больше задерживать, господин Рикани. Всего доброго…
Лысый поклонился в последний раз и снова зашагал по дороге — босиком, с драной котомкой на плече.
— Черт, у меня даже голова закружилась от его поклонов, — сказал Гринсвиль. — Скажи, Флин, если бы у тебя был такой счет в банке, как у него, у тебя появилось бы желание остричься наголо, выкрасить свою голову в зеленый цвет и отправиться босиком неизвестно куда?
— А то! — с чувством произнес Флин и вздохнул.
Космопорт Имбры бурлил, как горная река на перекатах, но звукопоглощающие материалы его интерьера сводили сильный гул, витающий над озабоченно снующими толпами, к легкому шороху, похожему на листопад. Йюла сюда подвезла одна молодежная компания, празднующая чей-то день рождения и для продолжения банкета отправляющаяся на известный курорт в соседнем секторе. По дороге ребята быстро переняли у нового знакомца привычку постоянно вставать и кланяться и вовсю дурачились, тоже поднимаясь в автомобиле в полный рост и кланяясь друг другу после каждой реплики, чем в конце концов привлекли внимание патруля, остановившего их и сделавшего замечание. Йюла в этой компании приняли как родного и никак не хотели расставаться с ним, но, к сожалению, ему нужно было совсем в другую сторону.