— Ничего, иногда полезно услышать правду, — снисходительно сказал человек.
— Правду ты не узнаешь никогда! — прорычал вожак. — Мы приходим, чтобы показать людям, кто хозяин на нашей земле!
— Безумцы… Нельзя поддаваться буре, слушать вой ветра, — назидательно сказал Фрайталь. — За что вы убиваете колонистов?
За то, что они отняли тимминсов у хорнов! За то, что они пришли и загадили эту землю, увели песчаный народ в свои города, заставили работать на своих заводах, споили… Никто теперь не говорит хорнам: «Подойди, я почешу тебе между ушей, поглажу спину, выну занозы из лап, вырежу гнойники и смочу раны соком колючек, а главное — прижму тебя к своему сердцу, чтобы успокоить, спасти от бури…» И неважно, что хозяин ростом так мал, что смотрит на тебя снизу вверх… Кто поймет страдания хорнов, потерявших своих хозяев? И если самый главный из тимминсов так презрительно отзывается о них, ищущих у людей защиты, как вожак может перебороть свою гордость и высказать их общую боль? И к чему? Чтобы над ней снова посмеялись? Остается одно — месть… Да, когда тебя не любят, выход один — защищаться…
— Вы слабые, вы спились. Зачем вам жить? — отрезал хорн. Это было похоже на приговор.
Фрайталь с новым воодушевлением предался воспоминаниям и говорил еще долго, но его страстные речи были напрасны. В ответ на все уговоры кошки только морщились, вдыхая жуткий зловонный запах, исходящий от нетрезвых, до смерти напуганных появлением стаи людей, и продолжали сидеть на месте. Никак не убедить злых духов пустыни в том, что тимминсы по-прежнему сильны…
Наконец вожаку наскучило слушать старика, он снова начал громко и неприятно мяукать, и стая подхватила этот зловещий крик.
— Ты говоришь, мы боимся вас? — Фрайталь повысил голос, насколько смог. — Да самый маленький из тимминсов, умирая, посмеется тебе в лицо!
Удивившись такой постановке вопроса, вожак замолчал, и стая вслед за ним затихла.
— Принесите младенца! — приказал Фрайталь. — Пусть вождь хорнов устыдится своих обвинений.
Когда принесли завернутого в лохмотья ребенка, Фрайталь дрожащими руками распеленал его и протянул вожаку. Тот подошел и с интересом принюхался. Детеныш человека спал. Ему было месяца четыре, он был черноволосым и таким слабым на вид, что хорн разочарованно фыркнул.
Стая ждала, что он скажет, и он открыл было пасть, но старик перебил его:
— Разбуди тимминса!
Вожак скривился, нехотя лизнул детеныша в щеку. Тот сразу проснулся и увидел склонившегося над ним хорна. Глазки у него были мутновато-голубыми, безмятежными — как небо над пустыней в первую фазу луны…
Вожак оскалился, чтобы напугать детеныша, но тот вдруг засмеялся и схватил песчаную кошку за усы. Хорн закричал утробным пугающим голосом — младенец совсем развеселился, с размаху хлопая ручкой по страшной оскаленной морде.
— Ну что, по-прежнему считаешь, что мы боимся вас? — усмехнулся Фрайталь. Пот заливал его морщинистое лицо, а ноги отказывались держать. — Пока у тимминсов рождаются такие дети, они хозяева Порт-О-Баска! Убирайтесь!
Вожак жалко мяукнул и кивком головы дал стае знак уходить…
…Тимминсы смотрели, как кошки устремились к Милагро, а Фрайталь думал о том, что это была их последняя победа. Новое сражение им не выиграть…
— Заберите! — резко сказал он, отдавая ребенка. Он не мог без душевной боли видеть его бессмысленный взгляд. Все чаще у тимминсов рождались дебилы…
Веселящиеся в нетерпении поглядывали на большой темно-зеленый купол над главным залом Модены, вмещавшим полторы тысячи человек. Иногда, для пущего эффекта и поддержания соответствующего настроения, музыка в зале стихала, включали прямую трансляцию бури, которая все усиливалась, и в толпе раздавались выкрики: «Смотрите! Вот они!» — кому-то чудились на экране, среди желтых смерчей, обрушившихся на Милагро, грозные тени.
Когда Анахайму донесли, что хорны рядом с Моденой, он почувствовал такое сильное волнение, какое давно уже не испытывал.
— Сколько их? — жадно поинтересовался он.
— Примерно четыре тысячи…
Анахайм знал, что он в безопасности, что он далеко от Модены и в окружении верных тимминсов, и все равно его прошиб пот. Вот оно, верное средство от скуки… Нет, он обожает эту планету!
— Включите все экраны! Вы записываете, ничего не пропустите? — в беспокойстве спрашивал он у операторов.
…Музыка стихла, едва зазвучав, темно-зеленый купол начал светлеть, делаясь прозрачным, и вскоре веселящиеся увидели, что он весь облеплен громадными, песочного цвета, кошками… Хорны смотрели вниз, на людей, и прислушивались. Туристы, постепенно осмелев, принялись показывать пальцами на необычных тварей, многие снимали их на пленку.
Кошки недолго стояли в неподвижности, скоро им стало ясно, что внизу бьются только сердца колонистов. Ни одного тимминса в здании не было. Стало быть, эти люди не дружат с хозяевами Порт-О-Баска, и они просто добыча, слишком легкая для хорнов, слишком доступная, чтобы радоваться такой победе. Напротив, это даже вызвало их гнев — и без того растревоженных и озлобленных завываниями ветра.
Они действовали молча и слаженно: припали грудью к прозрачному куполу, закрыли глаза и легко просочились сквозь непробиваемую полипластовую твердь, не навредив ни ей, ни себе. Когда они плавно, будто на крыльях, растопырив в стороны свои мощные лапы, хвосты и оскалив пасти, опустились на толпу, Анахайм почти убрал звук, боясь оглохнуть…
— Ужасная трагедия в Милагро… Развлекательный центр Модена подвергся ничем не спровоцированному нападению со стороны хорнов… Больше тысячи человек погибли, растерзанные дикими кошками… По решению правительства сектора Порт-О-Баск закрыт для посещения до полного выяснения обстоятельств дела…
Это сообщение передавали каждые полчаса по всем информационным каналам Нона. Геп с Йюлом вторые сутки сидели в космопорте Драктона, пытаясь добиться для Йюла разрешения улететь на Порт-О-Баск. Взятка, которую с ходу предложил Геп, была с сожалением отвергнута начальником смены — на Порт-О-Баск отменили абсолютно все рейсы.
— Останешься у нас, — сказал Геп Йюлу, вернувшись с неудачных переговоров в комнату ожидания.
Йюл упрямо мотнул головой.
— Парень, ты там сдохнешь, — задумчиво глядя на него, убежденно сказал Геп. — Ну за каким чертом тебе понадобилось соваться в этот ад кромешный? До окончания четвертой фазы луны еще целых две недели. Ты слышал? Кошки на Порт-О-Баске взбесились. Наша Ванда была в десять раз меньше хорна, и то хамила, как последняя сволочь, — если была не в настроении. Отец постоянно ходил весь перебинтованный. Ее можно было хоть в клетке держать, а эти вообще преград не знают. Их пули не берут! В четвертую фазу луны ни один корабль не смеет пролететь рядом с Порт-О-Баском, потому что эти твари могут внезапно появиться и на орбите, и упаси бог, если на корабле не будет ни одного тимминса. Такие случаи известны. — Гепа передернуло. — Будь моя воля, я бы эту планету взорвал, и вся недолга…
Йюл молчал, опустив глаза. Геп хмуро наблюдал за ним, потом сказал:
— Послушай, друг, если хочешь чего-то добиться, нужны большие деньги. Их у меня нет. Давай с тобой определимся: позволяет тебе мораль твоего братства выделить мне на руки прямо сейчас такое количество денежных знаков, чтобы при виде них начальник смены забегал бы по космопорту в поисках корабля на Порт-О-Баск, как бешеный таракан?
Глаза у Йюла стали такими печальными, что Геп только вздохнул. Йюл полез в карман своего длинного серого балахона, вынул письмо, адресованное Фрайталю, которое Леон вручил ему при прощании, и с поклоном протянул Гепу.
— Ну-ну, — скептически произнес Геп, однако письмо взял.
Начальник смены тщательно помусолил все шесть кредиток, полученные от Гепа, чтобы проверить, не фальшивые ли они, и обратил к просителю подобревшее лицо.
— Мне нужен тимминс, — сказал Геп. — Желательно цивильный, трезвый, и чтобы от него не воняло.
— Имеющий отношение к косморейсам, — уточнил начальник смены.
— Естественно.