На следующий день, вернувшись в деревню, Рейн решил навестить Зилача. Юноше очень хотелось узнать побольше о прошлом их земли. Ведь раньше ему казалось, что уладцы жили здесь испокон веков, были самыми что ни на есть коренными жителями. А тут оказывается, что королевству всего-то два столетия! Кроме того, ему не давала покоя рассказанная жрецом история. Что-то в ней настораживало, казалось неправильным, каким-то неоконченным. Рейн представил себе, как улыбнётся седобородый жрец, увидев его. Последний раз они разговаривали достаточно давно.
Но днём Рейну отлучиться не удалось. Работы было невпроворот — надо заточить косу, собрать урожай с полей — своего и общинного, приготовить телегу к выезду на ярмарочный день. Ещё неплохо было бы заполнить амбар свежим сеном на продажу. Его можно выменять на железные инструменты или на несколько штук ткани — рубахи шить. Кроме того, юноша должен был отдать свою добычу кельтхайрским старшинам, которые затем случайным образом распределяли подарки между жителями деревни. Вместо пойманного им тетерева Рейн получил деревянную свистульку в виде птички с красной головой и чёрными крыльями. Что ж, неплохо. Кто-то хотя бы постарался ради Дня Жертвы — некоторые так вообще предпочитают ничего не делать и мастерить на праздник что-то невразумительное.
Денег не хватало. Всегда. Как и все селения в долине реки Муртемне, Кельтхайр страдал от высоких налогов, которые с каждым годом только росли. В последние месяцы тэн Элла как с цепи сорвался. Жители деревни только ворчали и по вечерам говорили недоброе и про королевскую власть вообще, и про Эллу в частности. Где это видано, чтобы свободные земледельцы платили за постой тэновой дружины, да ещё и в другом городе? На сходе старшин решили отправить челобитную. И не в Триат, где двор Эллы располагается, а в Маху-Эмайн, самому королю Лугайду.
Но посланец до столицы так и не добрался. Сгинул где-то в лесу. Может, волки загрызли. Или разбойники. Или кто похуже…
В деревне стало неспокойно. Жители Кельтхайра, которые были известны как самый весёлый и дружелюбный народ во всей долине Муртемне, стали выпускать на ночь сторожевых собак. Селяне внезапно обнаружили вокруг столько явных и мнимых опасностей, что часто закрывали двери на засовы — и это в Муртемне, где двери всегда оставались открытыми, где все друг другу доверяли, а за право принять редкого гостя могли и драку устроить!
Напряжение чувствовалось буквально во всём. В бревенчатом частоколе, который внезапно решили подновить. Во взглядах, что кидали крестьяне на случайных незнакомцев. Даже в приказаниях господина деревни тэна Эллы, тон которых с каждым месяцем становился всё более отчаянным и требовательным. Обстановка в Уладе — и не только в ней, но и на всём Западе — становилась похожа на ожидание войны или иного бедствия. В воздухе носились слухи о восстании тэна Элиаса Чёрное Солнце, одного из могущественных вельмож на западе страны, который со своей дружиной пошёл против королевской власти и заявил о своих правах на корону. Кельтхайр стоял слишком далеко от торговых путей, и поэтому ничего определённого узнать не удавалось. Редкие торговцы рассказывали самые фантастичные истории: Элиас убит. Элиас у Триата. Элиас объявил себя королём и с большим войском идёт на столицу. Старейшины стали каждый день подолгу запираться в своём большом узорчатом доме и держать совет. И каждый житель деревни отдал бы всё на свете чтобы узнать, о чём идёт речь на этих собраниях.
Под вечер Рейну наконец-то удалось расправиться с наиболее важными, как ему казалось, делами. Подпол дома был полон мороженых овощей, а муки грубого помола должно будет хватить до следующего урожая. До конца весны оставалось немногим более полумесяца, но он был уверен, что запасов у них набралось достаточно. Он взял из дома каравай свежего ржаного хлеба, котомку, зачем-то прихватил с собой памятную железную стрелу. Рейн попрощался с Эмер. Сестра в кои-то веки не рассердилась, а только коротко кивнула — наверное, вовсю готовится к замужеству — и юноша со спокойной душой покинул дом и зашагал к Фоморову Холму.
***
— Что тебе нужно? — Зилач стоял у двери своего дома и пристально смотрел на Рейна. Смеркалось. В вязкой темноте круглый дом со стоящими вряд идолами выглядел пугающе, словно огромный чёрный гриб, выросший на месте упавшего дерева.
— Я… я хочу задать тебе несколько вопросов. — Рейн замялся. — Меня очень впечатлил твой вчерашний рассказ. Про Благих и Непрощённых. Я хочу узнать больше.
Зилач сжимал в кулаке свою длинную белую бороду и пытливо смотрел на Рейна. Молодому охотнику показалось, что этот взгляд может выведать все тайны, все секреты души. Юноша даже поёжился.
— Любознательность никогда не порицалась. — жрец тепло улыбнулся. — Заходи. Побеседуем. Ночи теперь длинные стали, холодные. А что согревает сердце путника надёжнее хорошего рассказа?
Через несколько минут они уже сидели на втором этаже святилища. Про себя Рейн отметил, что тут намного уютнее, чем внизу. Хоть комната и была такой же широкой, как зал для пиров внизу, но освещалась мягким ровным светом масляных ламп, вставленных в металлические кольца из железа и бронзы. Мебели было не так много — пара обтянутых кожей кресел, несколько сундуков и какой-то тяжелый ящик. А вот книги… книги были на всех полках. Толстые и тонкие, кожаные и пергаментные. Были даже свитки в аккуратных промасленных футлярах. Глядя на всё это богатство, Рейн даже пожалел, что не умеет читать.
Зилач поставил между двумя креслами небольшой столик с кувшином молока, двумя чашками кипятка и странным ящичком из красного металла — очевидно, меди. Жрец устроился в одном из кресел, укрылся разноцветным клетчатым пледом и лёгким кивком головы предложил Рейну занять второе кресло.
— Возьми ложечку, зачерпни порошка из ящика и размешай в кипятке… нет, не так много. Да. Вот так. Теперь подуй и отхлебни немного.
Рейн послушался и сделал осторожный глоток. Горло немедленно обожгло горечью. Он поставил чашку на столик и закашлялся.
— Слишком горько, да? — участливо поинтересовался жрец. — Ничего страшного. Вот, разбавь молоком. Его можно налить по вкусу. Я лично предпочитаю кофе без молока.
— Спасибо… — Рейн почувствовал, как по телу разливается тепло. Теперь напиток показался ему очень даже вкусным — что-то вроде чая с молоком. Но всё равно другой. Он никогда не пробовал ничего подобного!
— Как вы его назвали? Ко…кофе?
— Да. Кофе. Это восточный напиток. Там его все пьют, даже дети. Плоды кофе растут на деревьях. Их собирают, обжаривают и готовят этот чудесный напиток, который мы сейчас пьём.
Рейн недоверчиво посмотрел на Зилача. Он подумал, что жрец пытается над ним подшутить — так фантастично прозвучало это заявление. Хотя… кто знает? Разве не живут на востоке разные чудища? Это ведь место чудес, восток. Там всё может быть.
— Кажется, ты хотел узнать что-то про историю. Спрашивай. Я буду рад ответить. — Зилач отхлебнул немного кофе и блаженно зажмурился.
— Это правда, что Царство Истины подчинило себе всю землю? — спросил Рейн. — По мне, так это какая-то сказка. Даже самые великие герои не могли завоевать мир, правда?
— А ты прав. — Зилач кивнул. — Хоть Благие и были могущественней всех других правителей древности, многие земли никогда не знали их власти. Вересковое Море, например. Видишь ли, Благие, судя по всему, и не стремились к тому, чтобы править всем миром напрямую — достаточно было, чтобы местные цари признавали авторитет Стеклянного Дворца и законы Благой Веры. Я как-то раз видел древние карты. На них территории Царства Истины занимают едва ли четверть нашего мира. Кроме того, Благие никогда не контролировали Аннуин, страну Теневого Народа.