Это… — начал Рейн, — это же…
— Да, — кивнула Сатин. — Это Благие.
Юноша перевёл взгляд и вздрогнул. Всю левую половину стены занимало изображение семи человек, чёрные одеяния которых были перехвачены алыми поясами, а лица закрыты масками, ещё более мрачными, чем одежда. Из-под тёмного металла на Рейна смотрели глаза цвета расплавленного золота. По его спине прокатилась волна озноба. Он коснулся изображения, но тут же отдёрнул руку — ему показалось, что от стены потянуло холодом.
— Семь Непрощённых… — прошептал он, не в силах отвести взгляд от этих глаз. — Они… они как будто видят меня… Он тряхнул головой и отвернулся, стараясь не смотреть на эти страшные глаза посреди тьмы. — Почему они так похожи друг на друга?
— Авестийские каноны живописи. — Сатин старалась говорить как можно тише, словно боясь, что её голос может оживить тёмные фигуры. — Непрощённые всегда рисуются одинаковыми, чтобы показать, как Преображение исказило их. Только во Дворце Истин, в покоях самого Совершенного, эти предатели изображены людьми.
— Это… это завораживает. — Рейн посмотрел на огнепоклонницу. — Скажи, зачем ты меня сюда привела?
— Бейт-Шам-Адар был построен уже после Войны Лжи, когда Люди Лодок три века назад высадились здесь и основали Цор. Они были великими мореходами и прекрасными мастерами. Их фрески… они должны были уцелеть. — Лицо Сатин было печально.
Рейн не знал, что сказать. Он просто смотрел на нее, впитывая каждое слово. Сатин подошла к стене и провела рукой по шершавой поверхности.
— Когда Цор пал, то легионеры Кайсарума разрушили всё, что напоминало им о величии этого города. Эти руины — последнее, что осталось на Западе от моей веры. Для нас гибель Цора — символ бессмысленной жестокости.
Когда Рейн снова взглянул на Сатин, он увидел, что ее глаза полны слез. Она смахнула их и отвернулась.
— Сатин, я… я сожалею. — Рейн взял её руку в свою. К его удивлению, девушка не отстранилась. — Послушай… если тебя что-то беспокоит, то просто скажи мне. Не закрывайся в себе. Поговори со мной.
Сатин вздохнула. На её лице отразилась боль, но она кивнула. Рейн не мог сказать, что это было: боль воспоминаний о погибшем городе или что-то другое.
— Я должна тебе кое-что сказать. Иногда… иногда мне снятся странные сны.
Рейн нахмурился. Сны. Он не знал, что и думать.
— О чём эти сны?
Она посмотрела на него с таким видом, словно пыталась вспомнить, когда они виделись в последний раз, и в конце концов покачала головой.
— Я не знаю. Не понимаю. Я помню только, что они тревожные и всегда связаны с чем-то ужасным. С Непрощёнными.
Юноша невольно покосился на семь фигур в масках, что темнели на стене, но тут же отвёл глаза — выдержать взгляд этих существ, пусть даже и нарисованных много веков назад неизвестным мастером, было непросто.
***
Они возвращались в дом Хэммона по той же улице, на которой Рейн спас жизнь Человеку Лодок. Юноша рассказал Сатин об этом происшествии, и та одобрила его решение.
— Ты всё правильно сделал. — Она серьёзно посмотрела на него своими серыми глазами. — Этот старый человек нуждался в помощи и без тебя погиб бы. Совершенный говорит: единственный способ помочь себе — это помогать другим людям. Вредить всегда легко, а помогать — трудно.
Рейн кивнул, соглашаясь. После их разговора в храме на душе стало как-то светло. Путешествие в Авестинат, Бессмертные, их неизвестный хозяин — всё это на какое-то время стёрлось, отступило на второй план. Он покрутил головой, разглядывая пёструю толпу. Что-то переменилось в настроении горожан. Утреннее веселье исчезло с их лиц и уступило место плохо скрытому страху. Люди старались плотнее прижаться друг к другу, словно стараясь защититься от невидимого холода. Дети, ещё вчера игравшие на улице, теперь держались за юбки матерей. Даже богачи в своих искусно украшенных повозках выглядели испуганными, подгоняя извозчиков. В воздухе чернильным пятном разлилась тревога.
— Что случилось? — спросил Рейн у одного из прохожих. Тот не ответил, лишь втянул голову в плечи и, озираясь по сторонам, поспешил скрыться.
Откуда-то издалека раздался приглушённый рёв труб. Послышался резкий окрик: — На колени! Все на колени!
По рядам пробежал шёпот, в толпе произошло какое-то движение. Горожане расступались, давая дорогу кому-то, кто двигался со стороны городских ворот. Люди в страхе падали на колени и опускали головы. — Все на колени! На колени! — гремел голос, и его требовательный тон эхом отдавался у юноши в голове. Краем глаза Рейн заметил, как Сатин склонилась в торопливом поклоне, и тут же последовал её примеру. Вновь взревели трубы. Он хотел взглянуть на того, кто приближался к ним, но, но Сатин схватила его за руку.
— Не смотри туда, — проговорила она. — Поклонись, Рейн.
— Что происходит? — прошептал он в ответ.
— Просто поклонись. — Рейну показалось, что руки огнепоклонницы дрожат от страха.
Он увидел, как по улице медленно продвигалась вереница всадников. Они были облачены в пурпурную броню и держали в руках плети, которыми хлестали тех, кто поклонился недостаточно низко. За ними следовало восемь носильщиков, которые, напрягая все свои силы, несли закрытый жёлтой завесой паланкин.
— На колени! — возвещали всадники, когда их плети со свистом рассекали воздух. — На колени!
Когда отряд приблизился, ветер разнёс по улице запах ладана, исходивший от носилок. Внезапный порыв на миг приоткрыл завесу, и Рейн увидел бледное лицо мужчины, который сидел, откинувшись на подушки. Глаза юноши встретились с глазами человека в паланкине, и тот, словно почувствовав это, медленно повернул голову. Взгляд его был столь пронзителен, что Рейн вздрогнул, как от удара, и ещё сильнее вжался в землю. Перед его мысленным взором возник образ Бессмертного с его сияющими белым огнём глазами-точками. Юноша долго лежал, распростёршись в пыли вместе с остальными горожанами, и, когда носилки скрылись в переулке, не сразу смог заставить себя подняться на ноги. По пути до таверны Хэммона Сатин ничего не говорила, но то и дело озиралась по сторонам и не отпускала руку Рейна до того момента, как они оба не ввалились внутрь, тут же закрыв за собой дверь. На город опускались сумерки, и им казалось, что ветер стал холоднее и шептал: — На колени… на колени…
Глава тринадцатая. Ошибка
Я допускаю, что в наше время могут существовать отголоски той стародавней тьмы, которая бросила вызов Благим и всему человечеству. Семёрка отступников с их могущественной магией… могли они если не уцелеть, то что-то оставить после себя? Что-то такое, что даже через четыре тысячи лет после той войны оказывает на мир определённое влияние? Завтра снова иду в Дом Мудрости. Хочу отыскать какие-то зацепки в книгах о Непрощённых, найти закономерности.
Четыре дня прошло с прибытия в Лепту Великую нового наместника, а Рейн всё никак не мог забыть тот жёлтый паланкин и сидящего в нём человека. Сон юноши стал неспокойным, он не раз видел в своих кошмарах тот острый, ненавидящий взгляд, который тогда так напугал его. Рейн старался убедить себя, что это была случайность, игра света — и не верил самому себе. Тот человек видел его тогда. Видел. Было в нём что-то странное, но Рейн ещё не мог понять, что.
Сатин оказалась даже более впечатлительной. Огнепоклонница старалась избегать разговоров о жёлтом паланкине и его хозяине. Рейн был уверен, что девушка чувствует то же самое, что и он, но молчал — ему совсем не хотелось лезть в чужую душу после того разговора под сводами разрушенного Бейт-Шам-Адара. Пусть она сама раскроет причины своих страхов, когда будет готова поговорить с ним.
Мидир с Хэммоном постоянно пропадали в порту и канцелярии, и по возвращении в “Кошкин дом” на их лицах неизменно лежала печать тревоги. Несколько раз в день они запирались в кабинете Контрабандиста на втором этаже и что-то обсуждали, так что до самой ночи из-за тяжёлой дубовой двери слышались их приглушённые голоса. Рейн уже привык к тому, что Мидир и Хэммон не любят распространяться о своих делах, но всё же эти двое были даже более скрытны, чем обычно. Несколько раз Рейн пробовал подслушать их разговоры, но ему удалось разобрать лишь обрывки фраз и ещё одно слово. Необычное слово.