Тёмная лента тропы растворялась в лесу, такая же призрачная и зыбкая, как и весь Аннуин. Сатин шла, бездумно переставляя ноги, смотрела прямо перед собой и думала о прошлом. В её сознании проносились картины их путешествия: первая встреча с Рейном, Бессмертный, урок Иеромагии и побег от Рамелиса. Девушка гнала от себя эти мысли, но они каждый раз возвращались, напоминая о том, что она сделала.
Становилось холоднее. Лёд был скользким, и скоро она потеряла счёт своим падениям. Переплетения корней заставляли выбирать путь с осторожностью. Один раз Сатин не заметила длинный чёрный корень и ушибла себе колено. Странно, но боль была ей приятна. Она заслужила это. Заслужила страдание.
Сатин продвигалась вперёд. Она не знала, сколько времени прошло — в Аннуине не было солнца, а значит, не было и дня с ночью. Сколько она идёт по этой дороге изо льда? Час? День?
Вечность?
Чувства притупились. Поначалу она мучилась от жажды, позже — от голода. Затем стало легче. Она сосредоточилась на том, как переставлять ноги. Шаг, другой, третий, четвёртый, пятый. Сначала двигается правая нога, потом — левая. Девушка шла и шла вперёд, и через какое-то время воспоминание о её предательстве притупилось, поблекло, стало бесцветным, как и всё в мире. Где-то в голове она могла слышать голоса, даже не думая о том, кто или что издаёт их. Не всё ли равно? Она потерялась здесь, в Аннуине. Она погибнет из-за своего преступления.
Маленький светлячок летел на свет.
Маленький огонёк запутался в паутине.
Человеческое существо, что ты здесь делаешь?
Так тихо. И холодно. Она обхватила себя руками, стараясь согреться. Почему ей так холодно? Снег… зима… этого нет здесь. Больше нет, и не было никогда. Её мир… Дворец Истин… было ли это на самом деле? Быть может, это всё было сном? Мир, полный красок, и тот человек, которого она предала.
— Помогите! — крикнула Сатин и удивилась, как проклятый лес поглощает звук.
— Помогите… помогите… помоги… те…
Дорожка начала расширяться. Корни теперь переплетались не так часто и были не такими толстыми, как в начале её пути. Холод становился сильнее, темнота постепенно спускалась на лес. Почему это происходит? Кто говорит с ней? Почему она слышит эти голоса на границе разума?
Потерянная… потерянная во мраке.
Теперь ты будешь с нами.
Мёртвая Сатин. Сатин-предательница.
Эйсиги, эйсиги, теар ниблетах.
Последние слова громом ударили по ослабевшему разуму, разом вывели её из ступора. Девушка замерла, оглядываясь вокруг. Никого. Никого, кроме неё самой. Ей показалось, будто тысяча глаз смотрит в спину. Тысяча алых глаз, голодых, жаждущих. Они так долго находились здесь. Так изголодались по живой плоти. Так хотели снова испробовать человека.
Дитя?
Человеческое дитя, зачем ты пришла к нам?
Дитя, мы приглашаем тебя на танец.
Тьма продолжала густеть. Вскоре Сатин уже не могла разобрать дороги: деревья и корни слились в единое целое, в бесконечно огромное чудище с тысячью щупалец. Мороз крепчал, девушка уже не чувствовала пальцев. Она без сил привалилась к одному из деревьев, вглядываясь во мрак. Ей чудилось, что из темноты проступают чьи-то очертания: тонкие силуэты, рогатые лица, глаза-щели, яркие, как лёд. Страх ослабел и теперь с трудом пробивался через пелену усталости и равнодушия. Ей нет дела до тех, кто таится в лесу. Нет дела до того, что станет с ней в будущем. Сатин устроилась на земле у сосны, положив голову на широкий, плоский корень. Мысли её теперь были вязкими, как кисель. На душе стало спокойно. Если она уснёт здесь, то погибнет от холода. Мир исчезнет, ничего больше не будет, и ей не придётся больше идти по этому лесу. Не придётся сожалеть о том, что она сделала, там, в мире из солнца и цвета. Сатин просто закрыла глаза и тут же погрузилось в тяжёлое, вязкое забытье — посередине между сном и бодрствованием. Ей снилось, как она лежит у чёрного дерева, а вокруг собираются все люди, что потерялись во тьме Аннуина — старые люди, древние люди, бледные тени, потерявшие рассудок. Были среди них и другие, высокие и чёрные, они подходили ближе, протягивали к ней руки, звали, звали, звали.
В ущелья, к вершинам скал
никто у нас не пойдет:
там, высоко в горах,
народ теневой живет.
В зеленых кафтанах они
гуляют в тени лесов,
на красных шляпах у них
белые перья сов.
В другом сне она шла по длинным каменным коридорам, уходившим вниз, и не чувствовала себя. Здесь никогда не было света. Она даже не могла понять, открыты ли её глаза. Девушка просто шла по коридорам, руки задевали что-то мягкое, похожее на мох. Не было даже чувства направления, не было “право” и “лево”. Только вниз. Только в глубины. Она никогда не заходила так далеко. Сатин чувствовала, что её ждут и что она обязательно должна быть там — только идя по этому коридору, она сможет найти что-то. Что-то чудесное. Как давно она ослепла? Когда в последний раз видела свет?
Один из переходов вёл в какое-то просторное помещение: Сатин не могла его видеть, но чувствовала, что сама тьма стала иной. Не душным и узким мраком коридоров, но чем-то другим — каким-то простором, от которого веяло бесконечной древностью. Её шаги отдавались в тёмном камне гулким эхом, и Сатин боялась, что их обязательно услышит кто-нибудь из оставшихся там, внизу. Пение теней уже давно смолкло — только капли воды монотонно разбивались о каменный пол. Так темно. Неужели она когда-то жила в другом месте? Нет, то был сон, всего лишь видение. Она всегда была бесплотным духом, призраком в этом подземном мире.
В какой-то момент у неё появилось время рассмотреть этот мир: окружающая тьма сначала стала не такой густой, как раньше, а затем перед Сатин появилось бледное сияние. Шарики белого света возникли из ничего и зависли в воздухе над её плечом.
Возвращайся. — произнёс странно знакомый голос. — Тебе здесь не место, маленький огонёк.
Она давно отвыкла от человеческой речи, отвыкла даже от пения тех голодных созданий внизу. Сатин рассматривала залу и почему-то узнавала это место. Там были белые колонны, высокие и стройные, и гладкие стены, сливавшиеся с тёмным сводом. И над всем этим — звёзды, яркие, как драгоценные камни, такие далёкие. Вся зала была какой-то нереальной. Девушка повернула голову — белый мрамор тут же расплылся, стал необработанным серым камнем. Звёзды на потолке оказались светящимися точками, глазами алчных теней из леса. Лес… что сон, а что — действительность?
В середине зала стояла высокая фигура.
— Покажись, я хочу увидеть тебя. — голос, тихий и вкрадчивый.
Было уже поздно. Она видела его.
Белый силуэт в длинном чёрном балахоне — совершенно чужой, безликий и бесприютный, как и сама Сатин. Надменно поднятая голова, лицо, бледное, словно кость, холодные глаза… Это лицо было нечеловеческим — узкое, с высокими скулами, как будто вырезанное умелым скульптором. Из светлых, почти белых волос поднимались ветвистые рога.
Тени в озерной воде
устроили свой приют,
и от врагов всю ночь
звери их стерегут.
Король их и стар, и сед,
утратил ум и покой.
По струям тумана он
любит бродить над рекой.
Или в холодную ночь
летит с королевой ввысь,
туда, где в кромeшнoй тьме