Выбрать главу

— Запомни одну вещь. — голос Сатин вывел его из раздумий. — Если ты хочешь за что-то заплатить, но тебе говорят, что это бесплатно — предложи ещё два раза. Мы называем это правилом трёх “нет”. Понимаешь, в Авестинате на первом месте стоит вежливость, и мы не можем просто назвать цену даже когда торгуемся. Тебе придётся настоять на том, чтобы заплатить кому-то за товар.

— А если продавец откажется от денег в третий раз?

— Тогда ты, конечно, можешь забрать товар бесплатно. Это случается редко, когда торговец хочет показать особое расположение к покупателю.

Рейн не смог сдержать себя и рассмеялся.

— Просто скажи, что ещё мне следует знать о вашей стране, чтобы ненароком кого-то не оскорбить? Меня удивляет, как вы сами не путаетесь во всех этих “да”, “нет” и “пожалуйста”.

Сатин только улыбнулась и устремила на юношу взгляд своих серьёзных серых глаз.

— Если тебя приглашают в гости, не забудь несколько раз отказаться — так ты узнаешь, насколько серьёзны намерения твоего собеседника. В гостях можешь чувствовать себя свободно. Не бойся рассматривать мебель и убранство дома: это считается приличным, в Авестинате хозяева будут даже рады, если похвалить их жилище. Однако соблюдай острожность, когда чем-то восхищаешься — по правилам хорошего тона авестийцы должны предложить гостю в подарок все, что ему понравится, даже если для самих хозяев это очень дорого и ценно. Конечно, здесь снова нельзя забывать о правиле трёх “нет”…

— А что, если гость не знает о та’рофе? — перебил Рейн, которому все эти бесконечные нормы и правила успели наскучить.

— В таком случае получится не слишком приятная ситуация, ведь вернуть подарок назад уже нельзя. Хозяину придется расстаться с дорогой для сердца вещью. Впрочем, ситуации бывают очень разные. В некоторых регионах Авестината существует традиция дарить подарок гостю, который впервые пересёк порог дома. Восток — дело тонкое! Та’роф нельзя выучить, его надо прожить.

— А что, если ты хочешь обойтись без него? Что, если с самого начала попросить собеседника не использовать та’роф и говорить как обычно?

Глаза Сатин насмешливо блеснули.

— С тобой могут согласиться и даже пообещать не прибегать к нашим восточным витиеватостям, но и тут надо держаться настороже: такое обещание само может быть частью та’рофа.

— Как всё сложно… — Рейн помотал головой. — Никогда бы не подумал, что в мире есть народ, который ради вежливости готов буквально на всё!

— Таков Авестинат. За свою историю мы пережили слишком многое. Вот уже много веков Церковь Истин защищает нас и укрывает Своим пламенем, поэтому мы очень трепетно относимся к обычаям прошлого.

***

Прошло семь дней. Сатин приходила рано утром и помогала Рейну учить авестийский язык и познавать сложное, запутанное искусство восточного этикета. Какие-то фразы юноша мог составлять ещё в Лепте Великой, но теперь его словарный запас существенно расширился. Помощь Сатин была действительно неоценимой: только благодаря ей Рейн с каждым днем говорил все лучше. Если первые два дня занятия начинались спонтанно, то довольно скоро установилась система: утро отводилось на язык, день — на Иеромагию, а вечером Рейн либо упражнялся с мечом, либо бродил по улицам, впрочем, не отходя далеко от своей башни.

Тансар не давал о себе знать и, казалось, утратил к Рейну всякий интерес. Два воина из отряда Саберин всё так же стояли у входа в Воротную башню — белые плащи похожи на саваны, золотые значки сияют, лица не выражают ничего — но теперь почему-то не препятствовали попыткам юноши выйти наружу. На восьмой день своего обучения Рейн решил, что готов применить на практике новые знания и впервые по-настоящему посмотреть на город.

Хотя юноша успел вдоволь насмотреться на Город Истин из своей башни, непосредственное знакомство всё равно поразило его, и он долго бродил без цели, оглядываясь и изумляясь. Авестийская столица напоминала лабиринт: улицы были вымощены гладкой каменной плиткой, по сторонам высились однообразные белокаменные дома, а над всем этим возвышалась многоцветная громада Дворца Истин — день был солнечный, и золотые шпили на башнях Иерархов сияли, как сигнальные огни. Торопливо пробираясь через людскую толчею, Рейн то и дело натыкался на горожан, которые с явным неодобрением косились на чужака.

Почти на каждом шагу попадались лавки, таверны и гостиницы — видимо, в Городе Истин процветала торговля. Бесчисленные товары словно появились прямиком из сказаний: на прилавках лежали роскошные ковры, изысканные кинжалы и шлемы, посуда и фрукты, золотые и серебряные кольца, магические амулеты и книги, флейты и арфы, ткани разных цветов и форм — парчовые, синие, с жёлтой каймой, лёгкие, шёлковые; стояли начищенные медные сосуды с тонкой резьбой, стеклянные кувшины с разнообразными рисунками, пестрели халаты, расшитые золотыми нитями и жемчугом; беспорядочными грудами лежало “мягкое золото” — соболиные шкурки из далёкого северного Келейнинона. Всё это богатство настолько выбило Рейна из колеи, что в какой-то момент юноша был готов уйти, лишь бы не замечать всех этих товаров, на фоне которых его собственная одежда казалась ему одеянием нищего. Удивление Рейна было так велико, что несколько раз ему приходилось уйти, чтобы лишний раз не напороться на полные опасного недоверия взгляды менял и торговцев.

Ему казалось, что после Лепты Великой он привык к шуму толпы, но теперь Рейн понял, что ошибался. По сравнению с Городом Истин кайсарумский порт выглядел деревней. Было трудно поверить, что в каком-то городе может быть столько народа — какое-то время Рейн просто стоял, чувствуя себя утопающим посреди беснующегося океана. Здесь были тысячи, десятки тысяч людей, все они куда-то шли, что-то говорили, кричали, звали, так что в конце концов все звуки города слились в единый многоголосый гул, от которого кружилась голова и хотелось куда-то скрыться — неважно куда, только бы стало тихо.

Люди здесь были разные. Некоторые носили броские цветные рубахи и длинные, подбитые мехом плащи, другие — вероятно, не такие богатые, как первые — довольствовались более скромным льняным одеянием. Поблизости от торговых рядов о чем-то своём переговаривались высокие и смуглые Люди Лодок с раздвоенными бородами, проходили жрецы Благой Веры — все в белом, с разноцветными поясами и напускной суровостью на лицах. Без особой цели Рейн проходил одну улицу за другой, несколько раз сворачивал — но гора и Дворец на её вершине, казалось, даже не стали ближе. Город Истин будто бы не имел конца, и юноша почувствовал себя неуютно в этом бескрайнем море из незнакомых ему людей и мест. Он было развернулся, чтобы найти дорогу до своей башни, но затем заметил в толпе какое-то движение и остановился, прислонившись к лимонному дереву у каменной изгороди.

По улице надменной походкой уверенно шла четвёрка мужчин в черных одеждах. На длинных плащах цвета тлеющих углей золотой нитью был вышит один и тот же символ — красный ключ на фоне золотого солнца— из-за чего все четверо казалась похожи на воронов. Их головы были увенчаны высокими чёрными колпаками, и эти люди то и дело оглядывались на толпу вокруг со смешанным выражением раздражения и злости. Это было странное зрелище: едва завидев четвёрку в чёрном, люди старательно отводили глаза и осторожно, бочком, обходили их, стараясь не попадаться им на пути. Те же, кто попадался, моментально уступали дорогу, будто те четверо были чем-то заражены. В толпе словно создался кокон из пустого пространства, который направлялся прямиком туда, где стоял Рейн. Юноша отвернулся и хотел было уйти, но было поздно: четыре человека уже были рядом.

— По какому праву ты носишь одежды Матери Церкви? — спросил один из них. Он сделал шаг вперёд и скрестил руки на груди, ожидая ответа. У него была коротко подстриженная, аккуратная чёрная бородка. Высокий лоб прочертили морщины, пристальный взгляд стальных глаз вызывал смутную тревогу и что-то ещё.

— Отвечай нам, чужеземец. — губы мужчины искривились в подобии улыбки. — Или ты уже понимаешь, что тебе нечего сказать?

Четыре пары глаз продолжали смотреть. Рейн внезапно почувствовал сильную слабость, будто провёл несколько дней без пищи и отдыха. Где-то в глубине души волной поднимался страх, но даже это ощущение было каким-то слабым и приглушённым.